Расправит ли крыло морозной чистоты
крахмальный зимний день, распластанный над прудом,
взметая ввысь свои—непостижимым чудом
вобравшие ветра—недвижные холсты!
Нет, словно лебедь, он, не вверивший мечты
заоблачной стране, таит тоску подспудом:
не свил он песнией, безмерным изумрудом
сияющей вдали от дольней пустоты.
Ах, он бы мог теперь, смертельного безверья
отринув спесь, объять неведомую даль,
да ледяной корой уже сковало перья.
Он— иней, он—иной, он— Лебедь, он—хрусталь,
достигший наконец прозренья и зиянья
в гордыне навсегда никчемног оизгнанья.