Это не тоска, не отчаянье, но что-то около.
Выслушай, дорогая, мою последнюю жалобу:
Ты меня выстругала — распятого, одинокого —
Зная, что ты за это в конце отвечать не стала бы.
Ты же меня вылепила злющего и проклятого,
С нервно трясущимся коленом, дргающимся глазом,
Чтобы меня не спасали даже транквилизаторы —
Только уверенность, что я не стану тебе балластом.
Ты же меня подсадила на иглу одобрения —
Прости, Господи, я знаю, как это сейчас звучало —
Но у меня весь мозг от тебя в синяках — сиреневый —
А я не человек, а лесное и одичалое:
Что-то немыслимое, хрустящее тихо ветками,
Ждущее человека с приманкой, силком, капканами.
Я звериным чутьём ощущаю: ты близко, детка, и
Хочешь снова лепить из меня больного и странного.
Если бы тебя учили вовремя брать ответственность,
Мы бы сейчас не стояли друг перед другом нагие,
Изможднные, будто
после стихийного бедствия,
В котором, не уцепившись за жизнь, в итоге погибли.
Да, моя милая, мне кажется, это агония:
Когда мозг, издыхая, вновь прокручивает детали.
Но пока ты дашь целовать мне свои ладони, я
Соглашаюсь на всё, словно бы вырезанный из стали
Бесстрашный и юркий, с громадной душой человечище,
Умеющий строить, прощать, ступать в одну реку дважды.
Да, сейчас я зависим от этой отравы лечащей
И испытываю даже людской подобие жажды,
Но когда-нибудь,
Но однажды…