…А она улыбнётся молча ему в ответ, потому что спокоен дом и готов обед, потому что в его глазах сумасшедше тонет. Раз дорога судьбы впитала небесный свет, и сложились в пасьянсе дама, король, валет, — это значит, что мир живёт у него в ладонях.
Он не знает о том — он просто привык играть (все мужчины как дети!) -мыслей слепая рать марширует опять и опять по чужим дорогам. И любой бы устал придумывать до утра — как создать все эти завтра-сейчас-вчера, — для него одного это всё-таки слишком много.
Он смешает белила, охру, возьмет золу, и напишет, как дождь прижимался щекой к стеклу, как подснежник раскрыл глаза для весенней сказки. Золотистый закат расстелется на полу — и она подойдет тихонько к его столу, для того, чтобы вымыть кисти и спрятать краски.
И когда он уснёт, раскинувшись на тахте — дорисует цветы, висящие в пустоте, исправляя разрывы мин подле поля боя. Усмехнётся слегка — нет, пожалуй, не так, не те! — и заменит палитру, чтоб высветлить на холсте пару росчерков чаек над белым огнем прибоя.
А потом он проснётся, почувствовав — все не так. И ожившее небо поднимет рассветный стяг. Он расправит крыла и поднимется к небосводу — и она, ощутив, что тоже немного маг, тоже крылья раскроет, и, делая первый взмах, полетит вслед за ним — на неслышимый зов свободы…