Меня ограбили! Всё вынесли из… сердца —
Любовь, доверие, способность сожалеть,
Даже от слёз спасательное средство,
И то сумели, не стесняясь, упереть!
Украли то, что в дальних, потаённых
Лежало, скрытое от всех-всех, уголках,
Осталось сердце к грусти обреченным,
Украденное не вернуть теперь никак.
«Пустое сердце», «камень вместо сердца» —
Всё чаще мне бросает кто-то вслед.
Но взломанная изнутри забита дверца
И в мое сердце входа больше нет.

Не все сегодня прощены,
Не всем грехи на раз списали.
Им вечно жить под куполом вины,
Нам из-за них по жизни быть в печали.
И в самом добром сердце на земле,
Которое пробито слез мечами,
Довлеет память о свершенном ими зле…
И мы молчим над поминальными свечами.

Одиночество по улицам бродило,
Засыпал упрямо снег его следы.
Средь толпы оно не находило
Той, с которой можно быть на ТЫ.
Одиночество не многого хотело —
Добрый взгляд или звонок ночной:
«Мне одной быть очень надоело,
Приезжай, поговори со мной.»
Но другим законам подчиняясь,
Бродит Одиночество средь нас.
Смотрит в души, словно извиняясь:
«Я — не ваше, право, не для вас.»
Снег ложился ровным покрывалом,
Город пряча от людских тревог.
… показать весь текст …

Начинается предновогодний ажиотаж — кто-то ждет чуда, кто-то свято верит в новое счастье, новую любовь и прочую подобную лабуду, но мало кто задумался, что для кого-то это ночь ОБОСТРЕННОГО ОДИНОЧЕСТВА…

Хладнокровие времени бритвой по венам,
Чёрной сталью к виску, липким страхом по стенам.
Безразличие времени давит тисками…
Не дай бог никому в один ряд вместе с нами!
Время вовсе не лечит, лишь дербанит нам раны,
Заставляя сквозь ночь слышать крик чьей-то мамы —
Крик, который никто не услышит отныне,
Только те, кто детей, как она, хоронили.
Мы друг друга услышим сквозь дождь на рассвете,
В песне ветра, что в прятки играет с листвой,
Как за неба чертой слышат нас наши дети,
Что так рано простились с этой грешной землёй.