Он позвонит!..
И, скудныи быт кляня,
про все забыв и сдав ребенка к маме,
косыми каблучечками звеня,
его встречать поедет на вокзале,

прихорошится, сколько было сил,
и даже о болезненном не спросит:
зачем ее он нынче навестил
и где его теперь по свету носит.

Уснет в кроватке позабытыи сын
(его роднои, но он о нем ни слова),
с неи проведя всего лишь день один,
заидет в вагон и в ночь уедет снова.

И в позабытом городе большом,
оставшись жить воспоминаньем встречи,
она тихонько сядет за окном.
А за окном опять начнется вечер.

Плач Ярославны?!. Но какои тут плач!..
Мечты-мечты… В тени домов старинных
ее ребенок вскоре бросит мяч
и побежит
среди проспектов длинных

за тем мячом,
как за судьбои своеи
(о ком не надо — он молчит, не знает).
А кто уехал — он теперь ничеи
и долгих встреч, как прежде, избегает.

Она его заранее простит…
Заранее ни просьб, ни обвинении.
О всем, что больно — с болью промолчит.
Но грянет час, и вновь откроет двери
своеи души,
как только он воидет,
хоть десять лет промчись, а хоть бы двадцать.
А чем жива?!. Да кто ее поимет!
Как может так спокоино улыбаться?!.

Увы, живет такая не одна,
готовая любить без промедленья,
и чашу пить без устали, сполна,
не требуя ни слов, ни сожаленья.

И что славнеи: так много на Руси —
в России нашеи этих славных женщин,
готовых все, что ведомо, простить,
и, только этим злобу приуменьшив,

растить детеи и таиныи крест нести,
к отмщению богов не призывая,
способных мир терпением спасти,
и потому Любовь — она живая.