Худею… Третий час… Правая нога роет паркет.
— Пр-р! — осаждаю.
Упрямится.
— Мне б подразмяться, застоялась, затеклась.
Шлёпаю по ляжке.
— Пр-р, скаженная! Договаривались де, разгрузочный — никаких выгулов.
— Так мы ж только туда и назад! К кухне не шагу. Правда ведь? — толкает левую.
— Конечно! — вытягивается та. — То есть, разумеется.
— Ну, если так… но только по салону, не дальше!
— Ага! — сговорчиво кивают колени, и пружинно разгибаясь, начинают гарцевать.
— Пр-р, окаянные! Осади!.. Да, что ж такое-то? Кому говорю, осади?!
Но те на дыбы и галопом к кухне. Шлёп, шлёп по ступенькам…
— Стоять! — заваливаюсь. — Стоять, сказал! — и за перила рукой. А та, как взвизгнет:
— Произвол! Не позволю!
И бац — парализованная от плеча.
Опрокинулся я. Грохнулся. А ретивые всё несут, волокут позвонками по ступеням…
На равнину кафельную вырвались, и гой-да к холодильнику.
— Вороти! — извиваюсь. — Да вороти же!
Но они уже в холодную дверцу копытами.
— Рученьки, миленькие — шепчу, — не дайте сгинуть! Выгребайте! Вытаскивайте!..
А те и пальцем не шевелят. Ладонями кверху — бултых, будто рыбины дохлые.
И нос уж тут как тут. Ноздрями пляшет. Дух чесночный втягивает.
— Ну-ка, чего тут у нас? — лупятся глазки.
— Да, бросьте, — говорю, — эка невидаль. Подумаешь, — колбаска, да соляночка…
— Колбаска?! — немееет язык. — Соляночка?!
А слюна всё прибывает, прибывает.
— Разгрузочный ведь, сволочи! — всхлипываю.
Но кто меня слушает?
Зубы уже дверную резину жуют. Язык буравчиком втискивается.
— Му-м-ма-мля-му! — упираюсь. Но тут шея голову раскачала, да как лбом в ножную педаль — хрясь!
Распахнулся агрегат дьявольский, захихикал. Из разверзнутого чрева солянкой потянуло — аж глаза из орбит.
— Ну-ка, ну-ка! — лезут. — Поднимите нас повыше!
Услужливое туловище по полкам вьюном, и «хрум!» — зубами в колбасу…
— Тьфу! — сплёвываю, — тьфу!, но лишь сглатываю.
— Это ж холестерин! Закупорка!
А глотка уже булькает. Кишечник безумствует. Желудок, гад: «Вира помалу!» — вопит.
— Мозг! — кричу. — Это же яд! Образумь, ты же умный!
— Я-то — да, — соглашается, — но голодный.
И вдруг повелительно так: «А ну-ка яду мне!».
И такая тут загрузка началась.