За те двенадцать лет, что я прожил в Штатах, я ни разу не видел здесь ни одной бездомной собаки. Не знаю точно, почему так, но вот нет тут бездомных собак, и всё.

Зато бездомных кошек в Штатах полным-полно. Их, правда, не очень-то от домашних отличишь — все ухоженные и упитанные, к людям не то что доверчивые, а просто наглючие.

Я к такому раскладу привык быстро, и, в-общем, совсем не удивился, когда ко мне семь лет назад, в только что купленный дом в Ричмонде, завалилось это трёхцветное наглое создание. Завалилось оно совершенно по-хозяйски, заставило себя сначала почесать, снисходительно помурлыкало над моими стараниями, а потом сообщило, что желает поесть.

Поесть было выдано. Создание сервированный обед откушало хоть и несколько брезгливо, но тоже вполне снисходительно, а потом намекнуло, что всё, в моих услугах оно пока больше не нуждается. И расположилось почивать на веранде под солнышком, всеми четырьмя лапами кверху, только срамное место себе хвостом прикрыло.

Ну и зашибись, я тогда тоже пошёл своими делами заниматься.

В-общем, наглое рыжее кошко у меня на веранде прижилось. Не знаю, чем оно занималось днями, я ж на работе в это время был, но каждое утро и вечер оно исправно принимало воздушные ванны перед моим домом, и собирало с меня дань в форме еды и почёсываний.

И так бы оно всё и продолжалось, если б меня в один из выходных чёрт не дернул с утра траву перед домом постричь. Я как раз налаживался запустить газонокосилку, когда увидел довольно необычную парочку. Впереди плелась зарёванная пигалица лет шести, с каким-то большим плакатом в руках. За ней следом шёл, по всей видимости, её отец. И оба на два голоса кричали: «Сквирки, Сквирки (типа, Царапка), ты где?»

Девчонка меня первой заметила, и заливаясь слезами, подбежала, и тут же поведала, что у неё потерялась кошка, что эту кошку наверное съел большой сердитый волк, и что её зовут Царапкой потому что она в дверь царапает, а теперь больше не царапает, потому что она пропала, и не видел ли я ее? И плакат мне свой тычет. А на плакате намалёванное цветными карандашами пучеглазое нечто, толи мутировавший Чебурашка, толи испорченный ананас с ножками и ушами. Не, я б ни за что не догадался о чём речь, если б не цвет пятен на чебурахо-ананасе. А был он в точь в точь, как у того кошака, которое у меня прописалась.

Я так девчушке и её отцу сказал, что точно не знаю, но что-то похожее у меня сейчас на веранде дрыхнет. Девчонка даже дослушивать не стала, сразу помчалась смотреть…

Ага, оно самое оказалось. Ой, какое тут было море соплей и восторгов! Девочка сграбастала ничего не соображающую ото сна кошку в охапку, её отец мне долго жал руку, назвался Стэном, и благодарил за помощь в розысках.

Удалились они втроём, совершенно счастливые. То есть, отец с дочкой были счастливые, про кошку я не так уверен.

Я б про все это благополучно забыл, наверное, если бы история не получила неожиданное продолжение.

Примерно через два дня, уже довольно поздно вечером, у меня вдруг зазвенел телефон. Я взял трубку, звонила женщина. Представилась, извинилась за беспокойство, и сказала, что она обзванивает всех соседей, потому что у ее дочки пропала кошка. Кошку зовут Салли, она трёхцветная, и никогда раньше не убегала, а теперь её уже два дня как нет. И не видел ли я такую кошку, случайно?

Я честно ответил, что трёхцветную кошку видел, потому что она у меня на веранде с месяц жила, но что её хозяева нашлись, и что зовут эту кошку не Салли, а Царапка.

Удивился тогда ещё, сколько в моей деревне трёхцветных кошек теряется.

А ещё через день мне позвонил какой-то мужик, и тоже спросил насчёт трёхцветной кошки, которая пропала у его жены. Эту третью кошку тоже как-то звали, совершенно другим уже именем.

А ещё через неделю, выезжая с утра на работу, я увидел приколотый к дереву до слез знакомый портрет трехцветного наглого создания, со слёзным воззванием внизу: «У нас пропал член семьи, его зовут Томми, если вы его видели, пожалуйста, верните за вознаграждение!» И номер телефона.

Вот тогда до меня и дошло, наконец. Я позвонил Стэну, и спросил, как поживает их любимица. Стэн сказал, что дочка счастлива, что кошак нашёлся, и что теперь её из дома больше не выпускают, а то, не дай бог, опять потеряется…

Стэн бы долго ещё распространялся на тему, как он мне благодарен, но я его прервал. Просто предложил кошака выпускать погулять, и чего-то наплел ему насчёт авитаминоза, который с их любимцем обязательно случится, если его взаперти держать.

Ещё через неделю убедился, что Стэн меня послушал. Потому что наглое разноцветное создание вдруг нарисовалось у меня на веранде снова. И снова потребовало почёсываний и кормежки. А звонки от отчаявшихся соседей прекратились.

Мне одно было интересно — неужели это кошко и правда на разные имена отзывается? Я-таки поэкспериментировал — каждый раз его новым способом подзывал, и Машкой, и Санькой, и Прошкой. Исправно оно отзывалось на все. А и то — его ж за это кормят, чего не отозваться-то?

Оно, кстати, до сих пор живо. Уж не знаю, сколько из моих соседей его сейчас за своего домашнего кошака считают, и сколькими разными именами кличут. Думаю, что много таких соседей, а чего б иначе это разноцветное создание таким жирным под старость лет-то стало?

А какого оно полу, я так и не знаю, да и зачем мне? — пусть оно так и будет, в одном доме пусть оно девушкой по имени Царапка числится, в другом дамой по имени Салли, а в третьем джентльменом по имени Томми. По мне, так это просто рыже-чёрно-белое, наглое, очень ласковое, и очень кошачье существо.