Слегка стыдясь, но трепетно любя,
Она швырнула вывернув наружу,
К его ногам свою босую Душу,
И отдала до капельки себя.
А он не знал, как быть с её Душой,
Поскольку брал все прелести от Тела,
Его натура просто не хотела,
Делиться им с соперницей чужой.
Курил все ночи, мысли ворошил,
Пытался снять какие-то вопросы,
Ей пепел в Душу сыпал с папиросы,
Потом окурок там же и тушил.
Не находя желаемый ответ,
Погладив её тонкие косички,
Он прижимался к Телу, по привычке,
И убеждался — Души — это бред.
Однажды Тело, как в немом кино,
Ушло от грубости и больше не вернулось,
В его сознаньи что-то шевельнулось,
Ведь он теряет главное звено.
Потом себя, конечно же ругал,
Что не ценил Души в любимом Теле,
И разделял, зачем-то их, доселе,
А вот теперь безумно тосковал.
И как-то раз, случайно, под столом,
Он Душу запылённую увидел,
Которую бездушно так обидел,
И не пригрел когда-то под крылом.
На удивление она была жива,
Лишь краски яркие немного потускнели,
Как не заметил он её в любимом Теле,
Видать не тем была забита голова.
Открылась дверь, дрожащею рукой,
Он две Души ей протянул с порога,
А про себя молил, с надеждой, Бога,
Хотя не знал молитвы не одной.
Она взяла находку неспеша,
Перед его Душой захлопнув двери,
Он понял, что в чужом, холодном Теле,
Теперь живёт любимая Душа.