В карман сложил пустую душу. Невелика её цена.
И крик её та злоба душит, что силой финишной дана.
Её ты ценишь в ломкий грош — духовный голод сердце кружит.
И с ужасом в ломбард несёшь — там скупщик мёртвых истин служит.
Он знает цену всем и вся. Его обманом не подкупишь.
Но во спасенье бытия ты истины себе не ссудишь.
Не хочешь знать ты ни о чём. Все виноваты без зазренья
в той жизни, что твоим бичом господствует над сожаленьем.
Вся правда пусть идёт к чертям! Ты им готов душой отдаться,
коль подтвердят, что прав ты сам, и незачем ни в чём меняться.
Но черти не дадут цены, её лишь скупщик этот знает.
Но как шаги к нему трудны! И что-то каждый шаг меняет.
Придёшь и на прилавок бросишь и медью звякнет пустота.
Её бренчанье сердцем носишь всю жизнь, как гвозди от креста.
И из души пустой, убогой, падут, покатятся они,
взойдут шипованной дорогой, что разбивала жизни дни.
Сквозь пыль и смог воспоминаний года ты снова проживёшь.
Себя причиной всех страданий ты опознаешь и поймёшь.
И ненависть к себе и Богу, что злобой внутренней росла,
придавит душу крышкой гроба — коробка смерти ей мала.
В последней, яростной попытке себя спасти, себя убить
ты сердца свет ухватишь зыбкий, чтоб память снова оживить.
Мгновения счастливой были в тумане вспыхнут бытия.
Когда-то всё ж тебя любили, за доброту благодаря.
И жаркой, радужной волною из духа мертвенных пустот
взойдут сознание живое и сердца пульс в себя вольёт.,
и разольётся неба высью, проникнет в тропы снов земных,
и обретутся новым смыслом те образы, что зрятся в них.
Душа нагая встрепенётся в свеченье мягком золотом,
она, очнувшись, развернётся крылатым дивным существом.
И над прилавком безучастным — порогом между всех дорог,
найдёт себя в руках всевластных, в улыбке, что дарует Бог.