Бросаться направо и налево дерьмом — аргументация более или менее убедительная, но интеллигентный человек даже в состоянии раздражения или в споре не должен прибегать к подобным выражениям.
…Все эстеты — гомосексуалисты; это вытекает из самой сущности эстетизма.
В толстого эрцгерцога вернее попадешь, чем в тощего.
Без жульничества тоже нельзя. Если бы все люди заботились только о благополучии других, то еще скорее передрались бы между собой.
Военно-юридический аппарат был великолепен. Такой судебный аппарат есть у каждого государства, стоящего перед общим политическим, экономическим и моральным крахом.
Не всем же быть умными. В виде исключения должны быть также и глупые, потому что если бы все были умными, то на свете было бы столько ума, что от этого каждый второй человек стал бы совершеннейшим идиотом.
От стен полицейского управления веяло духом чуждой народу власти.
В сумасшедшем доме каждый мог говорить все, что взбредет ему в голову, словно в парламенте.
В то время как здесь короля били тузом, далеко на фронте короли били друг друга своими подданными.
— Не представляю себе, — произнес Швейк, — чтобы
невинного осудили на десять лет. Правда, однажды невинного
приговорили к пяти годам — такое я слышал, но на десять — это уж, пожалуй, многовато!
«Я думаю, что на все надо смотреть беспристрастно. Каждый может ошибиться, а если о чем-нибудь очень долго размышлять, уж наверняка ошибешься.»
Беда, когда человек вдруг примется философствовать — это всегда пахнет белой горячкой.
Швейк заметил, что в трактире он никогда о политике не говорит, да вообще вся политика — занятие для детей младшего возраста.
Помни, на этих клистирах держится Австрия. Мы победим!
А добрые, невинные глаза Швейка продолжали сиять мягкой теплотой, свидетельствовавшей о полном душевном равновесии: «Все, мол, в порядке, и ничего не случилось, а если что и случилось, то и это в порядке вещей, потому что всегда что-нибудь случается».