Кто пьёт, кто курит дурь
и плавает в истоме,
кто глохнет от бессилья и тоски…
а я возьму щенка,
чтоб он бесился в доме,
и грыз мои ботинки и носки.
А я его возьму —
балду и образину;
умильность взгляда, путаницу лап
когда бы ты, глаза
прикрыв, вообразила,
поверь, не улыбнуться не смогла б.
Представь, темнеет, и,
раскинувшись вальяжно,
мы заняты счастливою игрой:
опять молчим вдвоём
о чём-то очень важном,
он за костями, я — за Хванчкарой.
И жизнь не тяжела, и вот —
ложатся строки,
о том, что я (смешно, но селяви),
растерянно беру
начальные уроки
науки бескорыстности любви.
А он, учитель мой,
нелепый и лохматый,
свернувшись несуразным калачом,
всё смотрит на меня,
ни в чём не виноватый,
и думает, наверно, ни о чём.