Почему у нас в храмах все больше суровых скорбных лиц? Даже на Литургии. Даже на Пасху!
Я-то, воспитанная советской школой, всегда была уверена, что человек рожден для счастья, как птица для полета. И Церковь меня в этом только утвердила. Может, потому, что я впервые вошла в нее в Пасхальную ночь?
До этого я никогда не заходила в храм во время службы — там люди молятся, а я что, глазеть на них приду, как в зоопарк? А тут как-то само вышло: подруга затащила, за компанию. Народу битком, все со свечками в руках, свет притушен, где-то впереди что-то происходит, но из-за голов ничего не разобрать. Подруга куда-то нырнула, вынырнула с двумя свечами, одну дала мне. И тут, словно по команде, все вдруг затихло, и откуда-то еле слышно донеслось: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех.» И побежали по толпе огоньки — от свечки к свечке, и поплыли из глубины на нас хоругви, двинулся крестный ход — и я за ним. Кто-то протянул мне горящую свечку, я зажгла от нее свою и вдруг почувствовала: это мой дом, и никуда я больше из него не уйду. Такого абсолютного счастья я никогда не испытывала. И ни одного сурового лица вокруг. И все поют. Просто от радости.