Когда в Израиле начинается очередной виток нескончаемой почти 80 лет войны, я всегда вспоминаю его стихи. Лучше, жестче и мужественнее я ещё не встречал стихов о войнах здесь от лица видящего бой и знающему цену войне.
Ни на русском языке, ни в переводе с иврита.
Я выкладывал отдельные стихи несколько раз, а о само авторе говорил довольно давно и опять хочется рассказать о прекрасном поэте, героически погибшим в схватке не с врагом на поле боя, а в борьбе с бандитами, и о его мужественных, настоящих военных стихах, что давно редкость.
АЛЕКСАНДР АЛОН (Александр Дубовой) Родился в 1953 г. в Москве. И по духу настоящий москвич, что тоже уже большая редкость.
В 1971 г., один, без семьи совершил алию. Это ведь тоже поступок говорящий о характере и о понимании ого, что представлял собой совок.
В Израиле окончил мореходное училище, Александр стал судовым механиком, получив офицерское звание «ходил» в море.
Но была и вторая «специальность» военная -танкист. И офицером танкистом ЦАХАЛа воевал в первой ливанской войне.
Всё видел сам и испытал на себе что такое война.
Он писал стихи и, а русском и на иврите, хорошо играл на гитаре и был очень популярен в русских диаспорах и Израиля и Америке куда он часто ездил на гастроли.
В 1985 году в дом, где он был в гостях в Нью-Йорке, поздним вечером ворвались грабители. В таких случаях американцы поступают разумно — и покорно ложатся на пол, отдавая дом в распоряжение насильников. Саша Алон вести себя разумно не захотел или счел недостойным и был убит. Дикая, нелепая смерть.
«А мужчиной стал он здесь, на войне. Кончил мореходное училище, стал офицером и до семьдесят шестого года служил на флоте. И объездил множество стран. А ему все было мало. Оттого и путевые очерки его — о путешествиях просто так. Исколесил он чуть не всю планету. В очерках о Бирме, Таиланде, Корее, Японии, Австралии, Филиппинах, Гвинее, Индии и Непале можно встретить ассоциации с Мексикой, Латинской Америкой, Грецией, Германией, Францией. Он писал песни и пел их друзьям, он обожал свою страну и не увидел на земле ни единого другого места, где хотел бы жить, он воевал и путешествовал, любил и был любим. Я убежден, что он был счастлив.», написал Игорь Губерман.
А вот восхитительные его песни. Для меня они в одном ряду с военными песнями лучших авторов исполнителей.
Красные береты
Красный день поднимался в росе,
И дымились стволы, перегреты:
Это — красные наши береты
В контратаке на южном шоссе.
Этот день, пробудившись едва,
Над землёю гудел раскалённо;
И споткнулась стальная колонна,
И горели передние два.
Эти танки прорвались в пыли
И не ждали на головы снега,
Но солдаты, упавшие с неба,
Отступить только в небо могли.
И, уже поредевших на треть,
Чей-то голос, слегка озабочен,
Отрывал нас от красных обочин,
Чтобы в чёрном огне умереть.
И туда, где горела броня,
Нас вела придорожная насыпь,
И глядел я, как падают наземь
Те, что падали вместо меня…
Им сыграла червонная масть,
Их закал оказался не вечен.
И от утренних нас в этот вечер
Оставалась четвёртая часть.
А когда этот бой отшумел,
Отдаваясь печалям и болям,
Я прошёл окровавленным полем
И помочь никому не сумел.
Сколько вер было слито в одну,
Этой общей одной повинуясь!
Вот и с этой войны не вернулись
Те, кто выиграл эту войну…
Им снятся наши горы…
Им снятся наши горы, усеяны костями.
И снова мы, как прежде, распяты и мертвы.
Им снятся наши степи, шакалов сытых стаи
И нашими телами наполненные рвы.
Им снится наше море, оно не красным даже —
Оно багровым стало от крови в этот час.
Им снится наше небо, оно черно от сажи
Из тех печей, в которых они сжигают нас.
Им снятся наши жены, вернее, вдовы наши
Забавой на досуге, закуской на зубах.
Им снятся наши дети — испив отцовской чаши —
Мишенью для винтовок и дичью для собак.
Им снятся наши слезы, им снятся наши стоны,
Им снится это явью с ближайшего утра.
Им так спокойно спится, им сладко до истомы,
А ты уже проснулся, тебе уже пора.
Ты этот путь осилишь, ты этот долг исполнишь,
Быть может, и при жизни оплакан и отпет.
Но в сумерки сырые уходит рота в полночь —
Она за всё в ответе, она — на всё ответ.
Покуда ты не свален быком у них на бойне,
Покуда не расстрелян, покуда не распят —
Твоей свинцовой правды не удержать в обойме.
Им снится наше горе — они его проспят.
Исход
Как тогда говорилось, навстречу невзгодам,
Где цикадам до наших запойных трескот
Мы всерьез это все называли исходом,
Нам и вправду казалось, что это исход…
Пусть, конечно, не лучший исход из возможных,
Но и он, безусловно, еще прогремит
Мы видали, как он начинался в таможнях
С пирамид багажа, вроде тех пирамид.
Но такие слова много весят и значат
И исходом для нас восемнадцати лет
Был наш пройденный путь, что единожды начат,
Будет длиться всегда, и конца ему нет.
Ибо сколько бы наша дорога не длилась
Потеряв километрам и времени счет
С этой самой землей даже очень приблизясь,
Утверждаем, что можно быть ближе еще.
И когда накренились проходы и кресла
Море вдруг обмелело, и гомон умолк,
Эта близость рождалась, и зрела, и крепла,
И росла, собираясь у горла в комок.
И к земле и на землю спускаясь по сходням
Ты как будто ослаб, и ослеп, и оглох —
Это было исходом, великим исходом,
Это было исходом, не быть не могло.
И тогда, на захлебе их первой атаки,
На исходе кромешного Судного дня
Ты лежал и смотрел на горящие танки,
На горячее небо, на реки огня.
Мы порой доверялись простому везенью,
Этот шанс напоследок, что вдруг повезет
Ты лежал и вдыхал раскаленную землю,
Эту горькую землю Голанских высот.
Эту горькую землю в прогалинах сирых
В кучах стреляных гильз и в обломках камней —
Эту землю, что раньше представить не в силах,
Ты не знал, что теперь ты становишься ей.
Вот на этом холме, под разорванной елью
На скрещенье дорог, в этот час, в этот бой
Ты едва понимал, что становишься ею
И она в этот час становилась тобой.
Это было бесхитростным, было исконным,
И до мозга костей, и до корня волос,
Это было исходом, великим исходом,
Так бывало всегда, так навек повелось.
И не быть по-другому: ни ада, ни рая
Мы не ждем и на грани отпущенных лет
Мы становимся этой землей, умирая, —
Это длится исход, и конца ему нет.
Маме
Кровавая заря в тот день казалась серой,
И я скакал в туман, туда, где бой горел.
И ты была моей единственною верой,
Единственной бронёй от копий и от стрел.
Нет, я не дорожил своею головою,
Нет, я не избегал смертельного огня.
И если я спасен — то лишь твоей любовью,
Я знаю, это ты молилась за меня.
Но кровь моя лилась по раскаленой тверди,
И щит мой был пробит, и переломлен меч.
И если я вставал и уходил от смерти,
То только чтоб тебя от горя уберечь.
Я до конца пройду своей судьбой мятежной,
И всё, что суждено, я до конца приму.
И если я живу, то лишь одной надеждой:
Когда-нибудь припасть к порогу твоему.
Небо Судного Дня
Усмиренные штормы как будто смиренны,
Покоренные пики сегодня в аршин,
Но мы помним в тиши и в цветеньи сирени,
Как однажды над нами пропели сирены,
Нас бросая под тенты армейских машин.
Из стального кольца, сквозь свинцовую жуть,
Мы прошли до конца нам назначенный путь.
Бил двенадцатый час нашей жизни самой,
И не каждый из нас возвратился домой.
А над берегом — чаек крикливые стаи
И вечерние запахи льются с полей,
Но мы помним колонны грохочущей стали,
Им навстречу вчерашние мальчики встали
И границу окрасили кровью своей.
Выбор ясен и прост, если выбора нет —
И на главный вопрос каждый помнил ответ,
Что не спето о том, где оборвана нить, —
Разберется потом, кто останется жить.
А теперь поднебесье просторно и немо,
За чертой горизонта внезапно — обрыв,
И сочится оттуда вечерняя нега,
Но однажды война отняла наше небо,
Крышки танковых люков над нами закрыв.
Нас сражало в упор, нас сводило с ума,
И над нами с тех пор та ревущая тьма
И до крови садня и навеки родня,
Небо Судного Дня, Небо Судного Дня.
Песнь о Иерусалиме
Александр Алон
Сколько будет ему
Лет,
Не дано никому
Счесть.
Ничего у меня
Нет.
Только он у меня
Есть.
Я стою перед ним
Нем,
Я держусь изо всех
Сил.
Потому что живу
Тем,
Чтобы он у меня
Был.
Камень этот зимой
Сыр,
Но не тронут зато
Льдом.
И на весь ледяной
Мир
Только здесь у меня
Дом.
Ноша граждан его —
Крест
Доля граждан его —
Бой.
Но среди мне чужих
Мест
Только он у меня —
Мой.
У господних упав
Ног,
Об одном я молю
Днесь:
Коль оставит меня
Бог,
Пусть оставит меня
Здесь.
И до самого дна
Лет
Донесется тогда
Весть:
Ничего, что меня
Нет,
Если он у меня
Есть.
Песня о мире
Если бы выстрелы сделались немы,
Если бы трубы пропели отбой,
Мы бы нашли отвлечённые темы,
Мы бы на эту молчали с тобой.
Стихли бы стоны и клятвы и плачи,
Смокли бы нервы, минувшим больны,
Всё бы, наверное, было иначе,
Если бы не было в мире войны.
Если бы вдруг отзвучали на деле
Строфы команд и припевы атак,
Мы бы про что-нибудь мирное пели,
Песен, наверно, хватило б и так.
Мы бы не гибли, а жили бы с ними
И над судьбою своею вольны,
Мы бы, наверное, были иными,
Если бы не было в мире войны.
Если б раздумали рваться снаряды,
Если б у смерти занять выходной,
Мы бы надели другие наряды
Красок любых, кроме этой одной.
Мы бы на улицах бывшего тыла
Встретили женщин, которым верны.
Так бы всё это, наверное, было
Если бы не было в мире войны
Только за тем из кровавой метели
Мы возвращаемся теней худей,
Чтобы когда-нибудь люди сумели
Жить на Земле, не стреляя в людей.
Жить — и никто по тревоге не будит.
Жить — и пожары нигде не видны.
Так вот однажды, наверное, будет
В мире, в котором не будет войны.
+++
Бесплотной душою, отпущенной телом,
Гитару на лиру навеки сменя,
У райской границы, проведенной мелом,
Я в очередь стану, и кто-нибудь в белом,
О мире покинутом спросит меня:
как ты там жил? Чудеса ли творя
Или в пределах таблиц умноженья?
Как называлась работа твоя?
Стихосложенье
А все ли тебе удавалось с наскока?
А все ли замки открывались ключом?
А все ли в себе ты сберег до осколка?
А был ли ты отроду свят — и насколько?
А был ли ты до смерти грешен — и в чем?
Был ли в душе раздираем, двоим?
Ведал ли промахи, срывы, круженья?
Что было верой и долгом твоим?
Стихослуженье.
А правда ли, вписан ты в списки за удаль?
А правда ли, назван ты в сводках потерь
(В первых рядах или где-то поодаль?)
А все ли, а все ли ты этому отдал?
А платы, а славы не ждешь ли теперь?
Правду ли молвил и следовал ей?
Или пытался смягчать выраженья?
Что было жизнью минувшей твоей?
Стихосраженье.
Еще в России написал он на мелодию известного гимна «Ану, ану а-ПАЛМАХ» свои слова, далекие от оригинала:
Опаленные хамсином,
Закаленные в боях,
Мы идем в строю едином
Мы солдаты а-ПАЛМАХ!
Бились мы в Варшавском гетто,
Били Роммеля в песках,
Навсегда запомним это —
Мы солдаты а-ПАЛМАХ!
Через доки Ашкелона,
Через горный кряж Кармель,
Мы проводим иммигрантов
В нашу Эрец-Исраэль
Мы покинули чужбину,
Мы забыли слово страх,
И запомнит Палестина
Имя гордое ПАЛМАХ!
Долгих два тысячелетья
Жил в изгнании еврей,
Мы добились возрожденья
Древней Родины своей…