ЦВЕТЫ
— Герр Зюлле, какая очаровательная фрау сегодня с вами.
— О, Марио, это страдалица Оксана! Беженка с Украины. Спасается у нас от агрессии русских.
— А вы…
— А я, как образцовый гражданин, приютил несчастную у себя и пытаюсь немного развлечь, чтобы сгладить пережитые ею ужасы.
Вежливый метрдотель берлинского ресторана, куда бережливый Зюлле позволял себе ходить только раз в месяц со строгим ограничением счёта, понимающе кивнул. Но он лукавил — беженку Оксану, несмотря на её молодость, очаровательной назвать было сложно. Особенно её портили длинный жуликоватый нос и едкие карие глазёнки. Зато одинокий и добропорядочный Зюлле чувствовал себя рядом с ней превосходно. За ту неделю, что страдалица прожила у него, попутно выполняя кое-какую работу по дому, он даже словно помолодел лет на двадцать.
«А не судьба ли это так причудливо вознаградила меня за долгие годы скромной добросовестной жизни, послав эту молодую и простую девушку?» — подумал Зюлле и уже вслух добавил, указывая на меню:
— Заказывайте, пани Оксана. Сегодня мы отметим вашу первую неделю пребывания в Германии.
Страдалица стыдливо хихикала, отмахивалась, говорила, что не привыкла к роскошной жизни, но заказ всё же сделала. В него вошли бифштекс, морепродукты, бокал красного вина, которое Зюлле пил лишь однажды из-за его астрономической цены, и огромный тирамису с клубникой и листиками мяты.
«Надо бы ей сказать, что у нас так не принято, — подумал Зюлле, ограничившись листьями салата и столовым вином. — С другой стороны, это меньшее, что мы, европейцы, можем сделать для многострадального народа Украины. Зато как прелестно и аппетитно она ест. Даже щёчки у бедняжки порозовели!»
И правда, аппетит у Оксаны оказался здоровый, прямо волчий. Быстро расправившись с едой и выпив вино одним махом, она сиротливо посмотрела на Зюлле и кокетливо провела пальцем по ободку пустого бокала. Зюлле, взглянув в свою тарелку с недоеденным салатом, вздохнул.
Заказали ещё вина. У пани Оксаны в глазах появился блеск, и она поведала о своей нелёгкой судьбе. О бегстве с Украины, о том, как по-скотски с ней обошлись в Польше, и что герр Зюлле не такой, как те ужасные мужчины, которых она встречала прежде, и, между прочим, сообщила, что её брат тоже беженец, и сейчас он находится в Берлине, и было бы недурно хоть на минуту увидеться с ним.
Добропорядочный Зюлле сразу же представил бледного и тревожного молодого человека почему-то с перебинтованной головой. Выпив третий бокал скверного вина, Зюлле размяк и решил, что воссоединение семьи под его покровительством дело благородное, и Оксана позвонила брату.
Весьма скоро на пороге ресторана возник не бледный и худосочный юноша, каким представлял его немец, а татуированный громила с бритой головой, которого Оксана ласково назвала Миколкой, да не один, а в компании второго такого же верзилы.
Появление этих беженцев, зажавших за столиком щуплого Зюлле между собой, ознаменовалось новыми заказами, в которых вино уступило место водке и шнапсу.
Зюлле страдал, видя, как на его глазах во ртах мучеников с Украины исчезает нескончаемая череда дорогих блюд. Но ещё больше он страдал от того, что Миколка, почему-то называвший его по фамилии Фриц, больно бил локтем в бок, расхваливая свою сестру, которая, уже не робея, лихо пила водку наравне со всеми.
Поздно ночью Зюлле вышел из ресторана в обморочном состоянии. В руке он держал счёт с цифрами, сопоставимыми с его месячной зарплатой. Зато беженцы были довольны. Весело гогоча, они остановились возле огромного тёмного силуэта.
— Фриц, купи своей фрау цветы! — на диком английском пробасил Миколка. — Почему она без цветов? Где твоё немецкое гостеприимство?
— Купи, купи! — подхватила компания и, толкая немца в спину, отправила его за цветами.
Зюлле, вернувшись с букетом, нашёл беженцев возле подбитого в бою русского танка, выставленного в Берлине на всеобщее обозрение и поругание. Украинцы плевались в обездвиженную машину и кидали в неё окурки.
Увидев Зюлле с цветами, Оксана просияла и раскинула руки. Но Зюлле, словно не заметив её, прошёл мимо и возложил букет на обгоревшие гусеницы русского танка.