Элли, дорогая наша Элли
Пишет тебе старый добрый друг.
Выйдя из тяжёлого похмелья,
Победил с трудом я свой недуг.
Шерсть, уже потёртая местами,
От развратной жизни холостой,
Поседела. Стар я стал годами,
По-зверинному мне пятьдесят шестой.
Помнишь, был я храбр, горяч, отчаян,
Побеждал в сражениях врагов,
А потом вином, свободой смаян,
Потерял и веру, и любовь.
Милая и славная малышка,
Как же не хватает здесь тебя.
Промелькнула в нашей жизни вспышкой,
И исчезла раз и навсегда.
Долго ждали мы тебя обратно,
Верили, что ты ещё придёшь,
Слали письма. Всё безрезультатно.
В свой Канзас друзей не позовёшь.
Дровосек ушел тогда в работу
И возвёл из камня монастырь.
Навещали каждую субботу-
За обедом нам читал псалтырь.
Я скучал, войны не предвещалось.
Храбрость выливалась за края,
Начал пить, а что мне оставалось?
Жажда приключений душу жгла.
А пока я развлекался праздно,
Где-то, средь пустых, алмазных стен,
Он писал тебе и ждал напрасно,
Захватили чувства его в плен.
Я-балбес и старый недоумок!
Сквозь вина шальную пелену,
Как-то об исходе не подумал,
А теперь небесной кары жду.
Наш Страшила стал печально кроток,
Реже появлялся у друзей.
Я гулял и охмурял красоток,
Разных категорий и мастей.
Не звонил, лишь изредка ночами,
В пьяной власти бреда вспоминал.
Думал, что забудет друг с годами
Девочку, что из Канзаса ждал.
Не сдавался наш чудак Страшила,
Карги- Карр, как голубя, гонял.
Помню, как к тебе она спешила,
Как её, бедняга, тихо ждал.
Пару раз мне всё же удавалось,
Вытащить его на Божий свет,
По бокалам пиво разливалось,
Средь утех, разврата и монет.
Он сидел устало, отрешённо.
От тебя, твердил мне, писем нет.
Лапу мне пожав, немногословно
Уходил, как наступал рассвет.
Мы с железным другом Дровосеком,
Смастерили крылья для него.
Мы ж не знали, он, дурак, с разбега,
Ввысь с обрыва, камнем вниз, на дно!
В забытьё ушел наш друг крылатый,
Штопали. Всё тело на куски.
Заменили всю солому ватой,
Он терпел, шептал: Ну, где же ты?
А потом окреп и встал на но;ги,
Краскою улыбку рисовал.
На лице ни грусти, ни тревоги.
Кто же знал, что он всего лишь врал.
Я пустился с радости в загулы,
В монастырь вернулся Дровосек,
Он терпел, сжимая крепко скулы,
По-тихоньку коротал свой век.
А потом закрыло солнце серым,
И дождем залило славный Оз,
У Страшилы тело отсырело
От дождей, а, может быть, от слёз.
Заболел, хандра его свалила,
Но всё так же в сумрачном бреду,
Он шептал: Пусть ты меня забыла,
Я всё помню, Элли, и люблю.
Я, старик, с седой, потёртой гривой.
И со мной всегда прибудет грех.
Оттого мне, Элли, так тоскливо,
Оттого покинул меня смех.
Я не смог спасти больного друга,
Умер наш Страшила от любви,
Жизнь угасла, сгинул от недуга,
От отчаянья, потери и тоски.
Я пишу тебе, родная Элли,
А в глазах туман от горьких слёз.
Мы вчера его уже отпели,
А дожди всё заливают Оз.
Не сердись. Я не хотел тревожить
Твой покой и солнечный Канзас.
Жаль, Страшиле этим не поможешь,
Ты прости, что я его не спас.
Если долетит к тебе посланье,
Приезжай, на поезд скорый сев,
От дождей спаси нас по преданью
…
Старый твой дружище, Смелый Лев.