Вокруг нас возникает стена из миротворцев, они с автоматами, толкают нас к дверям. На Китнисс как будто напал столбняк.
— Идем-Идем! — Я прижимаю ее к себе и тащу в Дом правосудия — Все хорошо, да? Китнисс, вперед.
За нами захлопывается дверь. Хеймитч, Эффи, Цинна, Порция ждут нас. Они взволнованны. Эффи спешит нам на встречу.
— Что случилось? После прелестной речи Китнисс у нас почему-то пропала связь, а потом Хеймитчу померещился выстрел. Я ему говорю: чепуха, но сама думаю: кто знает? Психов на свете полно.
— Ничего не случилось, Эффи. Какой-то старый фургон газанул, — я старательно контролирую свой голос, чтобы не пугать остальных. Хотя сам ровным счетом ничего не понимаю. И словно эхом к моим словам раздаются еще два выстрела.
— Вы оба — за мной, — командует Хеймитч.
Мы послушно идем за ним, он тащит нас куда-то вглубь здания до тех пор, пока в хитросплетение коридоров мы не попадаем на чердак. На нем куча хлама, видно, им не пользовалась довольно-таки давно. Хеймитч пинком закрывает люк на чердак и оборачивается к нам. Вот уж кто ни на каплю не поверил моим сказкам про фургон. Я кратко рассказываю то, что видел. Я не понимаю, что случилось, почему. Из-за моих слов о деньгах? Вряд ли. Кто еще те двое несчастных, которых застрелили, там, на площади, в наказание остальным? Бабушка Цепа, братья или сестры Руты? КТО?
— Что здесь творится, Хеймитч? — Я действительно ничего не понимаю.
— Лучше ты ему расскажи, — Хеймитч смотрит на Китнисс.
Мне становится плохо. Китнисс знает. Хеймитч знает. Не зная только я. Что-то происходит. А я опять лишь пешка в их игре, правил, которых мне не удосужились рассказать.
И тут Китнисс равнодушным тоном рассказывает о том, что к ней домой приезжал президент Сноу, что мы своим поступком с ягодами на арене подняли Дистрикты на восстание, о том, что кто-то видел их поцелуй с Гейлом. Поцелуй с Гейлом. Черт. Что люди считают, что мы не влюблены, а наша любовь эта часть хитроумного плана для того, чтобы поднять восстание. И они бунтуют. Вдохновленный нашим примером народ впервые за сто пятьдесят лет решился на бунт. И президент приказал Китнисс во время Тура Победителей убедить всех в нашей с ней любви. Или он лишил бы нас всех близких людей. Мама Китнисс, Прим, Гейла, всей семьи Гейла. Моих близких. И я узнаю об этом только сейчас! И только ухудшил все своей выходкой с деньгами. Меня опять выставили полнейшим идиотом. Опять держали в неведении.
— Я должна была все исправить во время тура. Уверить сомневающихся, что тронулась от любви. Остудить закипевшие страсти. А вместо этого — что получилось? Трое убиты. Все, кто сегодня пришел на площадь, будут наказаны.
— Выходит, и я подлил масла в огонь, со своими деньгами. — Мои нервы сдают и я скидываю на пол какую-то лампу. Она разбивается вдребезги и становится хоть чуть-чуть легче. — Пора уже прекратить эти игры! Вы двое шушукаетесь, делитесь тайнами, а меня даже не посвящаете. Словно я невменяемый тупица или слабак, не достойный доверия.
— Это не так…
— Именно так! Китнисс, у меня в Двенадцатом дистрикте тоже остались родные, друзья. Думаешь, их это не коснется? Или после всего, что мы вместе перенесли на арене, я до сих пор не заслуживаю обыкновенной правды?
— Ты всегда был хорош и надежен, Пит, — Хеймитч все же решает возразить мне. — Так умно вел себя перед камерами. Я не хотел ничего портить.
— И переоценил мои способности. Сегодня я все угробил. Что теперь будет с родными Руты и Цепа? Я подарил этим людям светлое будущее? Да им повезет, если они доживут до вечера!
В ярости я швыряю еще что-то на пол. Ловлю удивленный взгляд Китнисс. Конечно, ее пай-мальчик и верный паж вдруг показал себя с новой стороны. Это же она у нас сильная и взрывоопасная, непредсказуемая. Не то, что я.
— Хеймитч, он прав, — Китнисс прячет глаза. — Зря мы молчали. Даже тогда, в Капитолии.
— На арене вы тоже как-то между собой общались? — Вспышка злости проходит. На ее место возвращается боль. — Не обращая внимания на меня?
— Нет. Публично — нет. Просто я догадывалась, чего он хочет, по прилетевшим или не прилетевшим подаркам.
— Что ж, у меня такой возможности не было. Мне ведь не присылали подарков, пока не появилась ты.
Я знаю, что во мне говорит боль. Что в нормальном состоянии я бы никогда этого ей не сказал. Но это было так. Все время на арене, что я провел без нее. Мне никто не помогал, не присылал подарков. Я умирал от лихорадки, от заражения, ожогов и укусов ос — переродков, совершенно один. Пока она не нашла меня.
— Слушай, парень…- Хеймитч заводится с пол-оборота.
— Не трудись. Знаю: тебе пришлось выбрать одного из нас. Я сам хотел, чтобы это была она. Но теперь все иначе. На улице умирают люди, а сколько еще погибнет, если мы не справимся? Я лучше Китнисс держусь перед камерами. Мне не нужны советчики. Нужно только одно: знать, во что ввязываюсь!
— С этого дня недомолвкам конец, — обещает Хеймитч.
— Да уж, надеюсь.
Я разворачиваюсь и ухожу, стараясь даже не смотреть на них. Черт, как мне надоело ловить черную кошку в темной комнате. В который уже раз я играю, не зная правил.