Котики реально спасут этот мир.
С утра, бросив машину на перехватывающей парковке, бредём к метро. В нашей жизни случился понедельник, поэтому всё плохо, и солнце, сами понимаете, грёбаный фонарь.
Не спрашивайте меня КУДА я иду в понедельник с утра, недавно совсем уволившись.
Иду. Есть такая необходимость.
Питон же идёт на работу, поэтому находиться рядом с ним опасно для жизни.
Впрочем, он такой не один.
Если оглядеться, то все люди, которые больше похожи на зомби, чем на людей выглядят опасно и отчаянно. На лицах у них разное. От «человечество должно быть уничтожено» до «сейчас я достану бензопилу и уничтожу человечество сам».
И вдруг в саднящей знойной тишине понедельничного постапока раздаёся мяукание.
Точнее писк. Жалобный такой. Горький.
Так может мяукать только напуганный котик молочного возраста.
Все мы — заражённые токсоплазмозом котофилы отлично знаем этот котячий SOS. Это тот самый сигнал, на который взрослые кошки и коты реагируют немедля. Начинают метаться, истошно мявкать и делать круглые страшные глаза.
Люди, как выясняется, очень на кошек в этом похожи. Потому что весь зомби-поток внезапно замирает, потом начинает озираться, а потом стекается к беленькой новенькой хонде, из которой предположительно звучит котомольба о помощи.
— Где он? Где он кричит? — волнуются люди. Солидного вида женщины. Нежных трепетных конституций девицы. Суровые мужи и ухоженные юнцы- яппи. — Где он кричит- маааленький.
— Где-то тут. — Авторитетно заявляю я, потому что нахожусь ближе всех к источнику сигнала. — В машине кричит.
Мы начинаем ходить вокруг закрытой тачки кругами. Как какие-то матиссовские танцоры. Писк то умолкает, то становится сильнее.
Стёкла у хонды тонированы. Не понятно, забыли ли зверёныша внутри, или он затаился где-то под машиной…
— Я лягу. Посмотрю. — У него белая хрустящая рубашка. Светлые глаженые брючки. Портфель тысяч эдак за тридцать. И отеческая забота вперемешку со страхом в умных глазах.
Он отдает Питону портфель и бросается грудью на асфальт. Глядит под машину долго. Пристально.
— Нет! Не там. Нету там его. Наверное внутри забыли… Сууки.
— Пиу пиу пиу. Спасите меня, люди-человеки-царизверей. — Кричит которебёнок, который услыхал голоса и ещё поще разволновался.
Женщины, включая меня, начинают опасно всхлипывать.
— Если он остался внутри, то через полчаса по такой жере ему капец. — Со знанием дела сообщаю я.
— Нееет! Нееет!
На асфальте лежит уже несколько менеджеров среднего звена. Кто-то стучит кулаком по дну машины. Кто-то норовит заползти совсем уж под брюхо хонды. Котик истошно орёт. Женщины держутся за груди в районе сердец.
— Надо нахуй разбивать стекло. Ни одна новая хонда не стоит жизни котика. — говорит тот, что в белой когда-то рубашке. И мы понимаем, что он прав. Надо разбивать. Не стоит.
Пока мы думаем, чем же херачить хонду, котик заливается слёзными воплями. Вопли всё же идут не из тачки, но откуда-то из ходовой части. Поэтому мы приходим к выводу, что котик не в салоне, а забрался под двигатель и не может найти выход.
— Стекло рабивать не будем. Надо домкратить. У кого есть домкрат? — спрашивает кто-то сообразительный. — Или нужно вызывать МЧС, но проще самим и домкратом. А то пока мчсники приедут, он умрёт.
Домкрат есть у всех, и девица в мини разворачивается, чтобы бежать к своей тачке… В это время Питон сильно-сильно стучит кулаком по капоту. А у него такие годные кулаки.
— Аааа! Вот он! Котик! Котик! — это я кричу. — Он выбрался! Он спасён! Урааа.
Потому что как раз сижу на корточках и вижу, как пушистый, полосатый и охуевший котёнок вываливается на асфальт и со всех ног улепётывает прочь. Даже спасибо не сказав.
Но кому нужно это «спасибо»? Все ржут, радуются, улыбаются друг дружке. И дело уже не в котике. Мы в этот понедельник вдруг вспомнили, что мы — люди. Просто люди. Человеки, мать нашу… Хорошие и дружные в том, что касается хотя бы котиков.