9 cентября — день рождения Льва Толстого. У меня есть интересная книга: вышла она в 2006 году в Москве и называется «В своём углу», автор Сергей Николаевич Дурылин, составительница В. Н. Торопова.
Я хочу здесь привести важное свидетельство о Льве Толстом. Но оно принадлежит не самому Дурылину, а замечательному духовному писателю Михаилу Александровичу Новосёлову, ныне прославленному в сонме Новомучеников и Исповедников Российских. Он когда-то был преданным учеником Толстого, а затем стал его оппонентом. В своих записях Дурылин именует Новосёлова «Аввой».
«Однажды — ещё в 80-х гг., ещё при толстовстве Аввы — он сидел с Толстым и кем-то ещё, и они перебирали великих основателей религии — обычное толстовское поминанье: Будда, Конфуций, Лао-Си, Сократ и т. д. и т. д., — кто-то сказал, что вот, мол, хорошо было бы увидеть их живых, и спросил у Толстого: кого бы он желал увидеть из них? Толстой назвал кого-то, но, к удивлению Аввы, не Христа. Авва спросил тогда: «А Христа разве вы не желали бы увидеть, Лев Николаевич?» Л. Н. отвечал резко и твёрдо: «Ну уж нет. Признаюсь, не желал бы с Ним встретиться. Пренеприятный был Господин».
Сказанное было так неожиданно жутко, что все замолчали с неловкостью. Слова Л. Н. Авва запомнил точно, потому что они резко, ножом, навсегда резанули его по сердцу".
В самом начале ХХ века на острове Капри собралась компания русских литераторов. Среди них были А. П. Чехов и какой-то из сыновей Толстого, кажется, Михаил Львович. Этот последний, между прочим, заявил: «То, что пишет мой отец, конечно, неплохо, но это вовсе не шедевры… Вот подождите, я напишу…» В этот момент Чехов встал и вышел из комнаты.
Потом кто-то его спросил: «Антон Павлович, а почему вы ушли?» «Видите ли, - отвечал Чехов, — ведь я терапевт, а не психиатр…»
За год до 80-летия Льва Толстого в Ясную Поляну прибыла депутация московских литераторов и актёров, которые собирались устроить торжества по случаю грядущего юбилея. Они обратились к Толстому с просьбой написать инсценировку «Войны и мира». Граф ответил следующее: «Господа, если бы я полагал, что это пьеса, я бы и написал пьесу…»
Нижеследующую историю рассказывал А. Г. Габричевскому его друг Сухотин, отец которого вторым браком был женат на Татьяне Львовне Толстой. Будущий зять впервые ехал в Ясную Поляну представиться родителям невесты. Он нанял какой-то экипаж. По дороге возница обернулся к седоку и спросил: «Вы, барин, часом не иностранец?» «Нет, — отвечал Сухотин. — Я — русский». «Вот и я смотрю, - продолжал тот. — Кабы вы были иностранец, граф бы сейчас пахал вон на том поле…»
В дореволюционном Тифлисе был присяжный поверенный, у которого было прозвище Неугоднолис. И вот почему. Как-то, будучи в Москве, он отправился в Сандуновские бани. Там он решил воспользоваться душем, но кабина оказалась занята. Какой-то длиннобородый человек долго и с видимым наслаждением подставлял своё тело под струйки воды… Вот наконец бородач покинул кабину и жестом пригласил туда присяжного: «Не угодно ли-с?» И тут юрист ахнул — это был Лев Толстой.