12 октября 1929 года родился знаменитейший и талантливейший актёр, режиссёр и общественный деятель Ролан Антонович Быков.
Когда я что-нибудь слышу или читаю о нём, память возвращает меня в 1959 год. В те дни мой старший единоутробный брат Алексей Баталов снимал свой первый фильм, это была экранизация «Шинели» Гоголя. Негласным его консультантом при написании сценария была Ахматова. Я помню, она предложила включить в картину такой эпизод: толпа на Невском приветствует едущего в санях императора Николая Павловича…
Фильм, на мой взгляд, получился превосходный. Там всё хорошо: и работа оператора (нашего с Алексеем друга Генриха Маранджяна), и музыка композитора Николая Сидельникова, и игра всех без исключения актёров… Но больше всего успеху картины способствовал исполнитель главной роли Ролан Быков. Вот что сам Баталов вспоминает о съёмках «Шинели»:
«Много дней подряд мы бились над сценой ограбления. Весь эпизод снимался ночью в занесённой снегом каменной галерее.
Никакая на свете логически построенная речь или даже стихотворный текст не требуют от актёра, произносящего слова, такой выразительности, какая нужна для передачи чувств, скрытых в незначительных репликах Акакия Акакиевича. Я уже не говорю о том, что важнейшая часть роли вовсе лишена текста или, как в сцене ограбления, опирается на одно-единственное слово «караул», да и то произнесённое героем, когда всё уже совершилось.
Быков простудился накануне съёмки: у него поднялась температура.
Но следующий день был ещё тяжелее. Погода ухудшилась. Пять минут пребывания на улице превращали нашу одежду в мокрые тряпки. Я просто не представлял себе, как попрошу Быкова снять шубу и шапку перед камерой. Ведь сниматься он должен был в жалком вицмундирчике Акакия Акакиевича.
Всё было отрепетировано, поэтому, как только начало смеркаться, мы приступили к съёмке.
Быков сидел на корточках, спрятав лицо. Я смотрел на него и думал, что вот сейчас он поднимет голову и сразу захлебнётся в этом мокром потоке и, конечно, не сможет ничего произнести…
Включилась камера. Начался первый дубль. И тогда мне показалось, будто всё то, что несколько секунд назад мешало Быкову: и заиндевевший камень стены, и скользкие плиты пола, и холод — всё это вдруг стало помогать ему.
Он скинул шапку, шинель и с закрытыми глазами стал медленно выпрямляться. Намокшие волосы прилипли к лицу… Несколько секунд он стоял с закрытыми глазами, словно отдыхая… Потом он открыл глаза, и они не мигали, не щурились, они были полны горя и слёз. Дрожащими руками он ощупал себя… Страшная мысль о пропаже шинели явственно отразилась на его лице… Он встрепенулся и закричал… Закричал так, что стоявшие за аппаратом люди переглянулись от страха…
Потом, хватаясь за стенки, он долго бежал по галерее, спотыкался, снова бежал и всё кричал, кричал…
Невозможно было поверить, что это — тот самый человек, который только что с трудом открывал глаза, поминутно кашлял и говорил простуженным голосом. Актёр победил в Быкове всё, что по человеческому разумению непобедимо".