На белом поле чистого листа
Мой белый вальс, и прочие красоты,
Что прикрывают общие места,
По методу Матросова у дзота.
Скажите — снег. Скажите — тишина.
Два фонаря, четыре междометья,
Собачий след натянут, как струна,
(метафора — пожалуйста, заметьте).
И что еще? Две ранние звезды,
Луну, пожалуй, к этому пейзажу
Не привязать… Конечно, я и ты,
И поцелуй… И может, стоит даже,
Добавить здесь сердечного тепла,
И что-нибудь из терпкого набора —
Виток волос, нефритовость ствола,
Индийцы тоже пишут на заборах,
Но так шарман, изящно и легко,
Что стоит нам использовать науку…
Вот я и ты — как кофе с молоком,
Как перстень, надеваемый на руку…
Как инь и янь… но это перебор,
Достаточно, интимность однозначна,
Не стоит пересаливать набор,
Умеренность не красит только мачо,
А вот в стихах — умеренность нужна.
Итак, зима, фонарь, и наши тени,
И вечность, разумеется, нежна,
И стерты равнодушные ступени,
И сердца стук сливается в ночи
С шагами, ну, допустим, Командора…
Ну вот и все. Довольно, помолчим.
Над горечью сердечного раздора,
Который здесь возник из ничего…
Заполнен лист. Заклейте и сожгите.
Сметите пепел, плюньте на него,
И где-нибудь тихонько разотрите.