Казалось бы, бронь такая: года… Года…
А попадаешься, как белокурая малолетка.
В глазах, наполненных, словно виски, кусками льда,
Ты звякаешь, как копеечная монетка.
Да, каждый — красивый и золотой,
Неоновой вывеской: «В ад дорога».
А ты, когда б не была такой,
То знала бы, что не выжить, уже с порога.
То знала бы наперёд, что к тебе пришли,
И все твои достижения можно к черту.
Теперь хоть ты дёргайся и пляши,
А все равно уже точно мертвый.
И дальше все по накатанной:
«Лучше бы было совсем одной!»
Чем снова бессонно-квадратной,
Трехкомнатно-нежилой.
И смски по три экрана — сплошная чушь.
Приукрашенная ложь
Мальчик — очередной собиратель душ,
Девочка — раскалённый нож.
Пишешь, и все, не можешь остановиться,
Смотришь все и знаешь: не наглядеться.
Любовь вшибает в башку так, что спиться,
Если уж от него, заразы, не отвертеться…
И когда эти письма, стихи и трактаты
Встречают уклончиво-вежливое: «спасибо»,
Ты хрипишь и плачешь: «Вот, значит, как ты?»
Спаси Бог…
И держишься на почтеннейшем расстоянии.
И больше не про себя, и не про важное.
Лишь бы в глаза не смотрел, в них —отчаянье
Небоскребно-многоэтажное.
Сколько можно, родная, милая,
У тебя там такая коллекция:
«Памятный музей моих муз, моего уныния»,
К каждому прилагается по тетрадке лекций.
Полно, деточка, они не знают, как вообще с тобой бороться,
Как от любви сумасшедшей обороняться.
Ты одна целый цирк млекопитающих уродцев.
Ты уходишь. А они ещё долго ночами снятся.
Побереги, детка, их сон и ночи,
Научишь выдавать себя ровной дозой…
И давай, в следующий раз, пиши покороче.
И лучше —прозой.