Сегодня исполнилось ровно 5 лет с того момента, как произошла эта трагедия. Они так любили друг друга. Наша Леночка, белокурый ангелочек, ждала возвращения своего парня из Чечни. Но он так и не вернулся. Когда были похороны — на Лену было невозможно смотреть. Она подходила, брала его за руку, а лицо было серым от непрекращающихся слез. Он был красив даже в этот момент: высокий, статный парень, который так ее любил. Когда-то они были счастливы и так же, держась за руки, по-детски мечтали о взрослой жизни. А теперь только посмертная медаль и разбитые мечты. А потом… После все изменилось…
Первую неделю Лена почти не ела и не спала. Она никуда не выходила и ни с кем не разговаривала. Даже не плакала, просто сидела на диване и все. На нее было больно смотреть. Мы думали, что она никогда не вернется к нормальной жизни. Через две недели она уже ходила в магазин или на прогулку с собакой, но всегда не больше 20 минут и по-прежнему ни с кем не разговаривала. Мы привыкли видеть ее такой, молчать с ней рядом или напротив, рассказывать о пустяках, чтобы иногда видеть блеск ее глаз.
Как-то она пришла домой неестественно взволнованная и впервые после трагедии заговорила. Мы обрадовались сверх меры. Сказала, что встретила подругу, которая все ей объяснила. Говорила, что смерть — это великое благо, что Макс просто отмучался и Смерть забрала его в свои объятия, подарив покой, который он заслужил. По словам той самой загадочной подруги выходило, что жизнь дана нам как испытание и только смерти нужно быть благодарной. Мы были рады тому, что она заговорила, но испугались ее речей. И ничего не стали предпринимать, чтоб не вернуть ее назад, в пучину унынья. Теперь она уходила из дома чаще и отсутствовала дольше, но она говорила. Через месяц мы ее не узнали. Она пришла домой с остриженными волосами, покрашенными в черный. Наш белокурый ангелок…
Изменился и стиль: черная одежда, кружева, бархатные корсеты, черные ногти. Время шло, а Лена все менялась и менялась. Черные глаза и губы на слишком напудренном лице вызывали у нас оторопь, но мы молчали, думали так она справляется со своим горем. Все меньше она появлялась дома по ночам, и реже выходила на улицу днем. Писала стихи, но с нами общаться не хотела. На все попытки узнать, что с ней происходит, что за новые друзья отвечала грубо и зло. С каждым днем она становилась все мрачнее и мрачнее, а потом стала совсем равнодушной. Злость сменилась меланхолией…
Через месяц Леночка погибла… Она спрыгнула с крыши многоэтажки. Ничего не осталось от нашей Леночки, кроме последней записи на листке бумаги в день смерти — пожилая женщина передала мне лист бумаги.
«Моя голова разрывается на сотни цветных стеклышек. Я вырезаю на руках одну и туже руну. Хочется очень сильно крикнуть. Так сильно, чтобы лопнули легкие, чтобы вместо соленых слез из глаз потекла кровь. как у Ангела, которого кто-то убил. Я сижу в ванной. Стены — белая кафельная плитка. Ржавые трубы, как змеи выползают из разных углов. Они ползут, наверное, ко мне. Сижу. Курю. Черное кружевное платье. Синтетические локоны. Пять цифр на левой фарфоровой ножке. У меня даже души нет! Зато у меня есть глаза, отражающие страх человека и мою пустоту. Меня не ждет смерть, ей я не нужна. Какое разочарование… И, наверное, неправда, что Христос искупил все грехи человеческие. Иначе не было бы нас: фарфоровых, со стеклянными глазами кукол. Повезет тем, кто навсегда останется лежать в своей коробке. Они смогут думать, что живут в Раю. Я ненавижу людей. Я чувствую крылья за спиной. Сагра говорит, что так и должно быть, что боль всегда должна ходить с тобой рядом, держа за руку. Счастье — миф. И мир — миф. Вообще ничего нет, кроме такой теплой и ласковой Смерти… А я не могу смотреть на радостных людей, сотнями проходивших мимо каждый день. Я не могу жить… Прощай глупый заносчивый мир».
Никто из нас больше не сказал ни слова. Мои собеседники, пожилая пара, смотрели на памятник прямо перед собой. Отец, так и не сказавший ни слова, казалось замер, думая о чем-то. По морщинистому лицу матери текли слезы, губы двигались в молитве, а в глазах отражалась, казалось, боль всего мира. Каждый день эти люди приходят сюда вечером, чтоб вновь увидеть свою дочь. Каждый день переживают снова и снова ее потерю. Даже время не может смягчить их горе.
С фотографии на памятнике на меня смотрели белокурая девушка, лет 16-ти и молодой человек в военной форме. С живым глубоким взглядом и открытыми улыбками. Сердце выдавало тройную норму ударов в минуту. Я не верила, что их нет на этой земле, что они не смеются, не танцуют, не собирают цветы…
Все шла по тихой, осыпанной желтыми листьями аллее и думала об этой истории двух случайно встреченных людей. Последние лучи заходящего солнца осветили золото деревьев. Как жаль, что они никогда больше не увидят закат и эту прекрасную осень. Хотелось кричать. Рассказать о трагедии всему миру! В голове ютились тысячи вопросов. Кто, почему и за что? Не может быть… Перед газами до сих пор стоял портрет Лены в черной раме и неисчерпаемое горе в глазах родителей. Я пыталась представить себе их всех вместе. Как жили и улыбались. А теперь… Для них теперь это не жизнь, а существование…
Может быть, прочитав эту статью кто-то, наконец, поймет, что надо жить. Во что бы то ни стало! Смерть не может быть романтичной, ведь умирая, мы оставляем тут разбитые сердца. Сердца друзей и подруг, родных и любимых. Но в первую очередь мы обрекаем на мертвое существование родителей. Их горе не сможет стереться с годами, а боль в глазах никогда не станет мягче. Для них это пятно горечи останется навсегда. Так неужели мы имеем право забирать жизнь у тех, кто нам подарил нашу?..