…Сопротивляться не было силенок.
Их мать скрывала в ворохе пеленок
От глаз досужих. Так и жил тайком.
Природы раздосадован промашкой,
Сам начал прятать крылья под рубашкой.
А осторожней стал — под пиджаком.
Таясь от любопытства жадной дани
не знал воды он ни в реке, ни в бане,
Всегда один. Влюбиться не посмел —
Куда их — крылья — денешь в час объятья?
А жаль, поскольку отличался статью,
Да крылья на беду свою имел…
С досады стал закладывать «за ворот».
Но бросил
Бросил все, уехал в город,
Закончил медицинский институт
(что именуется ветеринарным)
Работником не то, что был бездарным,
А просто вечно ощущавшим зуд
От глупой мысли, мол, могу летать я…
(и на скотину сыпались проклятья,
когда скоты себя не так вели).
В сердцах корова отдавила ногу…
Он начал опускаться понемногу…
А крылья все росли, росли, росли…
…Все ж как-то среди сумрака ночного
Совсем решился. Но на постового
Наткнулся взглядом. Бросился бежать,
На крышу влез — подальше от досужих.
…Весна купала звезды в зябких лужах…
Разделся. Начал крылья расправлять —
Чтоб захлебнуться прелестью упрямой!
…Но вздрогнул. Дрогнул… Показалась мамой
На ясном небе рыхлая луна.
Она бы не одобрила полета.
И ведь недаром. Сердце сжало что-то…
Как выяснилось позже — тишина…
А крылья все росли и все болели…
В года сцеплялись хмурые недели.
Бесился. Горевал, что не бескрыл…
Сутулился от боли неуемной.
Вдруг — перестали. В горб срослись огромный
Былые крылья. Как он счастлив был!
Подобного не знает счастья птица!
На речку, в баню — чтоб горбом гордиться —
Он зачастил при случае любом.
Достигнув, наконец-то, совершенства,
Женился. И сполна вкусил блаженства,
Всего добившись собственным горбом.