Что поделать? Он красавец, общепризнанный любимец, в томноватой речи привкус шоколадного драже… Сколько маленьких сердечек о него тайком разбилось, сколько вскоре разобьётся… и не склеится уже. Он играет на гитаре, он хорош, слегка вальяжен, он легко определяем обиходным словом «крут»… В общем, боже упаси вас от подобных обаяшек… не со зла — из эгоизма не заметят, как сожрут.
Феерическим сияньем расцветают перспективы, от подружки до карьеры — выпал фант очередной! Он роскошно упакован: от машины до квартиры, он живёт и в ус не дует за родительской спиной.

А она была одной из ненавязчивых поклонниц. Незаметной, безответной, без очков — полуслепой, о насмешки одноклассниц так отчаянно кололась, так застенчиво краснела от похабщины любой. А она слегка роптала на невзрачную наружность, а она и не гадала, кто любимой наречёт… и уверовала свято в эту никомуненужность, и таскала хлеб дворнягам, и зубрила бухучёт…

Он с работы был попрошен. Некому давить на жалость, папа с мамой не у власти — дети тоже не нужны. Он и барственен, и мелок… полинялый содержанец, от которого сбежали за два года три жены. Размягчающе влияет эта женская опека, одиноких дур хватает — деньги есть, но нет мозгов, верят сказочкам о прежних титанических успехах, так внезапно погоревших из-за происков врагов.

А она — похорошела… нежный образ как срисован — современностью подправлен — с рафаэлевских мадонн. Муж и дети, дом и дача — в состоянье образцовом, и порядок на работе ручкой маленькой ведом.

Вроде, всё закономерно, можно с радостью поверить: значит, этой — по заслугам, а другому — поделом. Только миф про невезучесть нелегко потом развеять, только баловень удачи осенён её крылом… Он приветлив, самоценен, он смеётся разудало, широка душа (по пьяни), жесты щедрых королей. А она живёт зажавшись в ожидании удара, и в упор она не видит мягкой прелести своей…
И на этой грустной ноте можно долго спотыкаться, отвлекаться, пререкаться — понимаю. Не виню.
Но былые восхваленья превращаются в лекарство. Но далёкие печали превращаются в броню.