И он опять идёт к себе домой,
Где ждут жена и маленькая дочка,
Где на окне бегония в горшочке
Цветёт за белой шторой с бахромой.
Жена не учинит ему допрос:
В каких краях его весь день носило?
Лишь улыбнётся тихо, через силу,
Лишь спрячет взгляд под прядями волос.
Из кухни пахнет мясом и борщом.
Блестят во тьме столовые приборы.
Он знает: пусть не сей же час, но скоро
Он будет вновь обласкан и прощён.
Горячий ужин. Десять на часах.
Он скупо хвалит соус и котлеты,
Не в силах видеть ни покорность эту,
Ни скорбь в её заплаканных глазах.
…
А ранним утром он спешил туда,
Где, предвкушая встречу, у окошка
Сидели двое — Женщина и кошка,
Где в кухне стыли кофе и еда.
Он, наспех сняв пальто, врывался в дом,
Чтоб заключить Её в свои объятья
И слушать сердца стук под тонким платьем…
И гладить кошку ласково потом.
Всё было в радость. Завтрак очень мил.
Пусть масла нет, пусть даже хлеб вчерашний…
И так всерьёз (что было даже страшно!)
Он этот дом и Женщину любил.
И он твердил: «Пускай не в этот раз,
Но разведусь когда-нибудь. И точка!
Ты понимаешь, маленькая дочка…
Я не могу уйти от них сейчас».
…
Он с нежностью целует в щёчку дочь,
Что спит, свернувшись в маленький калачик.
«О, боже, если б было всё иначе!» —
Он гонит мысли тягостные прочь.
В уютной спальне фото на стене:
На ней жених растерянный немножко.
(Он думает о Женщине и кошке,
О будущем ребёнке и жене).
Ах, это фото в рамке, у окна! -
Где он стоит с беременной невестой.
Роскошная фата (совсем не к месту),
Живот под платьем круглый, как луна…
Вдруг что-то так сжимается внутри,
Что хочется скулить, как зверю в клетке.
Он смотрит на комод, где на салфетке
Стоит портрет: там дочке ровно три.
…
Жена ложится с краю. Надо спать.
Известно ей, чем «завтра» обернётся:
Он непременно вечером вернётся,
Пусть утром и уйдёт к другой опять.
А он ложится спать лицом к стене:
Шепча: «Как можно сделать выбор, боже?! -
Когда другая женщина дороже,
Но нужен ты и дочке, и жене…»