Нам всё б скалозубить, да всё б фарисеить,
На поприще этом довольно грехов
Простите меня, Николай Алексеевич,
Что всуе использовал Ваше стихо
Однажды, в студёную зимнюю пору
Я из лесу вышел. Достал свой обрез,
Патрон экстрагировал, клацнув затвором,
Дослал туда свежий и зАново — в лес
А там раздавался топор дровосека,
Затейливым дятлом, стуча по ольхе,
Мужик с ноготочек отрывисто «хекал»,
Мне ритм задавая задорный в стихе
В больших сапогах, в телогреечке ватной,
На красном клифте по груди номерок
В глубоком лесу, в обстановке приватной
Мотал по суду он положенный срок
Здорово, парнище! Здорово, начальник!
Уж больно ты борзый, как я погляжу,
А кой тебе годик? — Давно уж здесь чалюсь
Осталось чай много? — Понятно ежу
Так вот оно что! А как звать? — Новым Годом
За что же закрыли? — Да сел на стакан,
Из «дУрки» был выслан на хлеб и на воду,
Статья сто вторая, часть третья УК
С тех пор здесь херачу, как проклятый гоблин
Амнистии нет, беспросвет впереди,
Дровишки из лесу, баланда из воблы,
Да номер меняют раз в год на груди
И дров наломавши на дровни с запасом,
К лошадке своей не спеша подалсЯ
«Ну, мёртвая!» — крикнул малюточка басом,
Рванул под уздцы — тут и ГОД началсЯ!
Я долго стоял и смотрел эту сказку…
Когда ж мужичонку укрыл поворот,
Я из лесу вышел, вскочил на Пегаску
И дальше отправился. Водку пороть
PS Начало у сказки светлО и душевно —
Коняшка, водяра и лесоповал,
Но вот, что не помню уже совершенно —
На кой я по пьяни обрез доставал?