Декабрь на подходе…
На почте с желтыми стенами
старушка стоит в ожидании почтальона.
Кассирша на бабушку смотрит устало и томно, —
на старые руки с большими и синими венами.
Погода не жалует бабушкин тонкий платок.
И трудно стоять — сапоги неудобные в голени.
Она (со слезами в глазах, от ветра полными)
заносит свой адрес в учетный почтовый листок.
Посылка от дочери…
Снова…
Который декабрь…
Наверное, третий…
А, может, не третий, а пятый…
И бабушка паспорт в обложке, от времени смятой,
сует в свою сумку, где спит записная тетрадь.
На белом листе от руки:
«Дорогая мама,
ну как ты? Все так же тревожит радикулит?
А мы уезжаем в двадцатых на остров Крит.
Такой новый год — в берегах посреди океана.
А так все в порядке: работа — работа — дом.
Кручусь и верчусь (ты когда-то смеялась — как белочка),
недавно гостей собирали к рождению Леночки.
Забыла сказать.
Ты прости.
В голове — дурдом.
Хочу отдохнуть от работы — уже не в мочь.
Приеду весной — вот, немного уже дождаться.
И, мама, не вздумай сейчас на меня обижаться.
Целую тебя.
Обнимаю.
Любимая дочь.»
На кухне — ножи. Не хватает мужской руки…
Нет деда давно, и забыла уж, сколько точно.
Посылка обмотана скотчем надежно, прочно
Срывает бабуля печатей условных замки.
…И слезы ручьем покотились, когда открыла…
платочек… передник…
и целый кулек апельсинов…
И плакала так, как не плакала в жизни сильно:
не ем апельсинов…
ты, доча, совсем забыла.
Злосчастья комки разложила на гору фасоли,
и руки — опять за работу, обычно, без спешки.
И цвет апельсинов казался старушке насмешкой.
И эта посылка, как в рану — раствором соли…
* * *
«Письмо получила. На ужин готовлю рыбу.
У нас холода. Не торгуются нынче семечки…
Пускай апельсины лежат до приезда Леночки.
Хорошего отдыха, дочка.
За все спасибо…»