В рубрике НАРИСУЧКА Михаил Ефремов не без ужаса представляет себе российскую действительность после вступления в силу закона о запрете мата.
Новости звучат набатом:
Мать честная! Что творится!
Нам Госдумы депутаты
Запретили материться!
Буря мглою небо кроет,
Пушкин кроет лист строкой.
Там, в строке порой такое —
Лист краснеет под рукой…
— Няня, друг, напомни слово!
Слово нужное забыл!
— Не пиши, Сашок, плохого,
Лучше напиши «любил».
Пушкин, лишнее штрихуя,
Описал и свет, и бал…
Даст оценку неплохую
Личный цензор: «сам читал».
После было всё не очень…
Клевещущая молва…
Но остались в многоточьях
Няни пушкинской слова.
Материшься бестолково —
Будь уверен: будут бить,
Но ведь если к месту слово,
Можно и употребить.
Скажем, вам на черепушку
Уронили молоток.
Что тут скажешь? «Слышишь, Пушкин,
Осторожнее чуток»?
Или, скажем, вас водила
Подрезает через ряд…
Что мы слышим: «Эй, Дурила»?
Нет, другое говорят.
И внезапно Дума сонно
Запрещает русский мат.
Оказались вне закона
Банкомат и автомат.
Только «Росгосстраху» можно
«Застрахуйте» говорить.
Тут вопрос не односложный,
Надо бы переварить…
Не зову народ к греху я,
Я Россию, нашу мать,
Если что, в пору лихую —
Не позволю оскорблять.
Конституция — не дура
И даёт такой ответ:
«Запрещается цензура»!
Значит, что, цензуры нет?
Депутаты, подстрахуйте:
Чтобы был закон толков,
Вы везде опубликуйте
Список неприличных слов.
Может, зря я тут психую,
Хватит страх усугублять?
Может, лексику плохую
Продолжать употреблять?
Вот такая вот цензура,
Как поёт Серёга Шнуров:
«Выборы, выборы
Депутаты (pi-i-i-*• ы)»… ха-ха!