«Слышь, Федя, где рюкзак колхозный?
Возьмем картошку в гараже.
Пойдем, сынок, пока не поздно,
А то девятый час уже.
Декабрь — опять аврал у мамы,
Две смены с ночи до утра…
Поужинаем нынче сами.
Да не копайся ты, пора».
Он долго рассуждал дорогой
О том, чем кормится семья,
Не магазином, слава Богу,
А что картошка есть своя.
Придя в гараж, отец машину
Погладил ласково рукой.
Подумал, повернулся к сыну
И говорит ему: «Постой,
Я кое-что придумал, Федя,
Ты здесь побудь пока внутри…
Я прогуляюсь до соседа,
А ты картошки набери.
Поговорю насчет резины…
Дверь я запру…» и он ушел
К соседу — мимо магазина,
Чтоб было, с чем присесть за стол.
…Проснулся дома на рассвете.
В прихожей свет, разбит трельяж…
Все тихо! Сына дома нету!
И вдруг, как обухом: «гараж…»
Не помня как, полуодетый,
Добрался он до гаража.
Хрипел, как зверь: «Сыночек, где ты?!»
Стуча зубами и дрожа,
От ужаса землисто-серый,
Ключом нащупал щель замка…
Не глядя, как к железной двери
Примерзла голая рука,
Рванул…
Пронзителен и тонок
Замерших петель ржавый стон…
И в ледяных слезах ребенок
Упал со стуком на бетон…
…Скрипя, покачивалось тело
в петле ременной на крюке.
А в Пищеторг письмо летело:
«План снова выполнен везде».