Тьма. Не просто отсутствие света, а живая, дышащая сущность. Она обволакивала Лин Фэна целиком, холодной, липкой паутиной, лезущей под веки, заставляя их инстинктивно щуриться даже в кромешной мгле. Грохот битвы над головой, еще недавно сотрясавший своды, сменился гнетущей, звенящей тишиной. Ее нарушало лишь его собственное хриплое, прерывистое дыхание — каждый вдох обжигал легкие ледяной сыростью, — да металлический звон одиноких капель, падающих с потолка где-то в бесконечности. И… Шепот. Не тот, мелодичный и зовущий, что звучал у озера в голосе Лань Синьюэ. Это был низкий, настойчивый гул, будто бормотание самой скальной плоти. Он не слышался ушами — он вибрировал в корнях зубов, отдавался глухим эхом в черепе, скребся по внутренней поверхности кости. Шепчущий Ручей. Звал? Предупреждал? Или просто был, как биение сердца этой каменной утробы.

Он двигался, вытянув перед собой «Жало Грозы». Каждое движение клинка рождало не просто искры — каскады ослепительных молний, которые на миг разрывали мрак, словно кровавые раны. Вспышки выхватывали из небытия сырые, покрытые истекающей влагой стены, испещренные угловатыми иероглифами древности, обрушенные своды, похожие на ребра гигантского скелета, и белесые осколки костей давно забытых существ, хрустевшие под сапогами. Камень Цзинь Бо, зажатый в кулаке до побеления костяшек, пульсировал в такт Шепоту — горячая, живая точка, словно компас, впившийся в ладонь и тянущий вглубь. На груди, сквозь разорванную одежду, Нефритовый феникс излучал ровное, теплое свечение — слабый, но неистребимый маячок в этом подземном аду. Оно напоминало о тепле ее ладони, о глубине ее взгляда, полного немой тревоги и безмолвного обещания. «ЖИВИ!» — эхом звучал ее голос в его сознании, сливаясь с глухим грохотом обрушивающихся где-то высоко-высоко павильонов секты.

Путь был пыткой. Ледяная сырость въедалась в кости, как кислота, обостряя каждый жгучий укол боли от разорванных мышц, каждый ноющий гнев «Сердца Горы» — того самого раскаленного клинка предательства, вонзенного меж ребер, который дергался в такт сердцебиению, напоминая о Чэнь Ли. Внезапно, в игре теней от новой вспышки «Жала», он УВИДЕЛ. Не призрак. Миг. Наставник Ван. Стоящий в дверном проеме Зала Терпения, объятого не пламенем, а живой, алчной субстанцией адского огня, пожирающей сам свет. Его глаза… Не укор. Миг. Что-то иное. Быстро гасящаяся искра надежды? Тень сожаления, глубже самой смерти? Невысказанная усталость целой жизни? Сомнения впились в Лин Фэна когтями, раздирая душу: Выбор был ошибкой. Расплата лишь начинается. Ярость поднялась по горлу едким комом, пахнущим медью и пеплом, грозя вырваться криком, способным обрушить шаткие своды. Пальцы впились в эфес «Жала Грозы», искажая металл, костяшки выступили острыми белыми буграми под кожей. На Чэнь Ли. На весь прогнивший, жестокий мир боевых искусств…
«Глотка Дракона… не для слабых духом,» — всплыли в памяти режущие, как клинок, слова свитка. Лин Фэн стиснул челюсти до хруста. Он не был слаб. Он выжил. Он будет идти. Он послушал Шепот, как советовала Лань Синьюэ. И почувствовал. Не только воду. Ритм. Глубокий, мерный, неумолимый. Ритм самой земли. Ее древнее, неторопливое дыхание сквозь толщу породы. Он заставил свой сбившийся вдох замедлиться, впился слухом в пульсацию камня. Его ци, дикое и яростное, сопротивлялось, билось, как пойманный зверь. Боль не утихала — он пропустил ее сквозь себя, признал частью этого нового ритма. Шаг. Вдох. Выдох. Постепенно дыхание нашло точку резонанса. Ци тяжелело, как оседающая горная порода, пропитываясь древней силой. Он не просто шел. С каждым шагом дух пускал корни в каменный ад. Ступни врастали в скалу, спина ощущала давление всей толщи горы. Он становился ее частью. Живой, гневной, непокорной.

Испытания обрушились без предупреждения.

Зал Падающих Звезд. Огромная пещера, своды терялись в зловещей, звенящей тишине. Воздух густой, пыльный, пах озоном и раздавленными насекомыми. Шаг внутрь — и тишину разорвал пронзительный визг. Сверху, из тьмы, сорвались десятки сталактитов. Не просто падали. Свистели, рассекая воздух с таким звуком, будто ревут души содранной кожи. Они фосфоресцировали ядовито-зеленым светом, оставляя за собой шипящие шлейфы едкой ци, которая тянулась к нему щупальцами, разъедая воздух. Инстинкт вопил: Беги! Но Шепот Ручейка здесь усилился, превратившись в глубокий, гулкий рокот, заполняющий пространство. Лин Фэн всмотрелся не в хаос, а в промежутки. В ритм. Он принял «Стойку Непоколебимого Камня» — не статичную позу, а живое микродвижение, смещение центра тяжести, напряжение и расслабление мышц. И… пошел. Шаг — пауза. Молниеносный хлыст «Жала Грозы» — точечный укол в боковой сталактит. Грохот. Камень отброшен в безопасную зону, каскад искр осветил его израненное, сосредоточенное лицо. Еще шаг — короткий рывок, сокрушительный удар пяткой в пол. Волна песка взметнулась, сбивая траекторию другого «посланца смерти», поглощая ядовитый шлейф. Это был яростный танец на лезвии гибели, рубка пространства на куски. Каждый взмах клинка — отчаянное отталкивание от небытия. Он вышел из Зала. Одежда висела клочьями, прожженная кислотной ци. Кожа под ней — в кровавых ссадинах и язвинах. Но ци бушевало в очищенных каналах, как горная река после ливня — яркое, очищенное яростью и концентрацией.

Мост Туманов Памяти. Хлипкая каменная нить над зияющей, бездонной пропастью. Мост окутывали не просто испарения, а переливающиеся болезненными цветами Туманы: багровым гнева, синим отчаяния, серым предательства. Они не травили тело. Они вскрывали душу. И лепили видения из самого нутра Лин Фэна, делая их осязаемыми. Насмешливая усмешка Чэнь Ли — он чувствовал холодное дыхание на своей шее. Ледяное презрение старейшин — каждая морщинка на их лицах была выжжена в его сетчатке. Немой ужас в глазах Наставника Вана в последний миг — немой укор, прочитанный как выжженные иероглифы на сердце. Глубокая боль в глазах Лань Синьюэ — нож, поворачиваемый в ране. Они шептали, шипели на ухо, скреблись в затылок, вопили внутри черепа голосами его страхов: «Недостойный…», «Бросил их…», «Один…», «Слабеешь…». Боль была острее закаленного клинка, выворачивающей душу.

Мурашки стыда ползли по спине. Петля вины сжимала горло. Ледяное копье одиночества пронзало грудь. Лин Фэн шатался. Рука с «Жалом Грозы» дрожала конвульсивно, меч вот-вот мог выпасть. Нефритовый феникс на груди вспыхнул ослепительно, излучая волну чистого, успокаивающего тепла — словно легкое прикосновение ее ладони прямо к сердцу. «ЖИВИ!» — снова прорвал шепчущий хор ее голос, спасательный круг в пучине. Он вспомнил слова Наставника Вана: «Не дай боли и ярости сломать то доброе…» Он стиснул камень Цзинь Бо до боли, ощущая его непоколебимую твердость, вечность камня против эфемерности страха. «Я Лин Фэн!» — проревел он не голосом, а извержением вулкана своей сущности, взрывом ци, смешанного с кровью, яростью и негнущейся волей. «Мой путь — через боль! Моя судьба — моими руками!» Видения дрогнули, рассыпались как стекло. Туман отпрянул, как испуганная змея. Он перешел мост. Душа исхлестана, но не сломанная, окрепшая стальными прожилками воли. Призраки остались позади.

Источник Шепчущего Ручейка. Не водоем. Подземное озеро невероятной, первозданной красоты. Вода светилась изнутри мягким, пульсирующим бирюзовым светом — будто само дно было из светящихся древних камней. Она не текла. Она пульсировала мощно, ритмично — точное сердцебиение спящего каменного гиганта, от которого мелкая рябь бежала к берегам. Шепот здесь был громким, многоголосым хоралом — песня горных духов, камней, подземных рек, слитая в единую мощную симфонию земли. На берегу, не природный, а рукотворный страж веков: огромная каменная стела, покрытая теми же угловатыми, драконье-горными иероглифами. Перед ней, скрестив идеально гладкие, отполированные веками до зеркального блеска костяные ноги, сидел… скелет. Не рассыпавшийся прах, а цельный, выточенный из черного нефрита, вобравшего всю подземную тьму. На пальцах — сложная, застывшая в веках мудра, излучающая власть и тайну. На груди, прямо на ребрах, лежал предмет: маленький кусок горного хрусталя, тускло мерцающий, словно поглощающий свет. Внутри него клубился, вращаясь с бешеной скоростью, крошечный, яростный вихрь — бесконечно сжатая буря.

«Испытание Каменного Сердца,» — прошептал Лин Фэн, кожей ощущая древнюю, спящую силу, сгустившую воздух вокруг стелы до вязкой смолы, затруднявшей дыхание. Камень Цзинь Бо в его руке стал горячим, почти обжигающим. Нефритовый феникс дрогнул, его ровный свет сменился тревожной, учащенной пульсацией. «Жало Грозы» загудело в руке, молнии забегали быстрее, раздраженно шипя. Шепот озера сменился на четкий, беззвучный голос, проникший прямо в кость его сознания:

«Привет, Недостойный. Прошел сквозь камень и боль. Прошел сквозь тени разума. Теперь докажи, что твое Сердце Горы — не просто выносливость плоти. Докажи, что оно способно ВЛАДЕТЬ силой, а не быть ею сломанным. Возьми Ключ Ветра. Если сможешь.»

Ключ Ветра… Тот самый хрусталь. Лин Фэн протянул руку. Пальцы коснулись ледяной, инертной поверхности камня.

Мир взорвался.

Бескрайняя каменная пустошь под свинцово-лиловым, грозовым небом. И навстречу — Вихрь. Не ветер. Абсолют Разрушения. Он ревел голосами всех, кого когда-либо сокрушила буря, скрежетал перемалываемыми скалами. Это был Ветер Забвения, стирающий память мира. Он несся, не просто сдирая — вытравливая молекулы одежды, пытаясь разобрать тело Лин Фэна на атомы. Мириады невидимых лезвий рвали кожу, выворачивали суставы, пытались вырвать душу сквозь раскрытый в немом крике рот. Песок бил, как картечь, оставляя кровавые кратеры на лице, слепя, смешиваясь со слезами и кровью в едкую пасту. Боль была трансцендентной, угрожающей стереть само сознание. Кости не трещали — они крошились внутри плоти под невыносимой нагрузкой.

Инстинкт выл: Беги! Руби! Но Лин Фэн вспомнил. Щит духа Наставника Вана. Ритм Шепчущего Ручейка. Ощущение укорененности. «Сердце Горы… стучит в кулаке упрямца… Стань им.» Он не побежал. Не поднял меч. Принял стойку «Непоколебимого Камня» и всмотрелся не в рев, а в сам хаос. В ритм безумия. Хаотичный, бешеный, но в его ярости была мощная, неукротимая песня. Лин Фэн начал дышать, пытаясь подчинить свое дыхание, свое ци этому дикому танцу. Это был предел возможного. Попытка услышать мелодию в звуке ломающегося мира. Он не сопротивлялся. Он впустил ветер. Не физически. Метафизически. Он позволил его ритму, его дикой силе проникнуть в свое ци, в самое ядро «Сердца Горы». Это было не проглотить ураган — это стать горнилом, через которое прорывается бесконечный шторм. Это влить в себя расплавленное ядро земли, смешанное с ураганом. Костяной скрежет — звук ломающейся реальности его тела. Сознание распылялось, как песок на ветру. Лишь крошечная искра «Я» — воля, подпитываемая пылающим камнем Цзинь Бо и аварийными всполохами тепла от феникса — удерживала его от распада. «Жало Грозы» вибрировало бешено, его молнии начинали резонировать с электрическими разрядами в вихре.

Лин Фэн зарычал, собрав всю боль, всю ярость, все упорство. «ЛОМАЙ, ЧТОБЫ УКРЕПИТЬ! ГОРИ, ЧТОБЫ ОЧИСТИТЬСЯ!» — вопль воли в своем разрываемом сознании.

Случилось. Его ци, тяжелое как базальтовая плита, столкнулось с дикой силой вихря внутри его даньтяня. Не взрыв. Большой Взрыв. Ярость ветра, как загнанный в клетку воли зверь, впилась клыками в его каменное ци — и слилась с ним. Родилось нечто новое. Первородный Хаос, обретший форму по воле его духа. Буря, закованная в скалу. Лин Фэн почувствовал, как «Сердце Горы» не просто выдерживает — усиливается этой бурей. Он поднял руку — не для удара. Для направления.

Безумный вихрь… замедлился. Его ярость не исчезла, но стала контролируемой, словно дикий конь, признавший седока. Он закружился вокруг Лин Фэна, больше не причиняя вреда, а образуя защитную спираль сокрушительной силы, наполненную гневом камня и крошечными молниями от «Жала Грозы». Лин Фэн стоял в эпицентре своей бури. Глаза горели каменным светом, смешанным с отсветами молний и бирюзой укрощенного ветра.

Вихрь схлопнулся, втянувшись в крошечный хрустальный Ключ, который теперь пульсировал, как дикое, живое сердце на его ладони. Сквозь кристалл чудился далекий, сдавленный вой покоренного вихря. Видение исчезло. Он снова стоял у Стелы перед нефритовым скелетом. Ключ Ветра был в его руке. Горячий. Живой. На стеле загорелись новые строки кроваво-золотым светом:

«Принято. Усвоено. Недостойный стал Владельцем Ветра. Путь к Глотке Дракона открыт. Иди глубже. Ищи Зал Костяного Звона. Там спит Память Горы. И берегись… Тени Плачущего Призрака идут по твоим следам. Они хотят не смерти… они хотят ТЕБЯ. Твою плоть, вобравшую Шепчущий Ручей. Твой дух, усмиривший Ветер. Твою судьбу, помеченную Драконьей Глоткой.»

Лин Фэн сжал Ключ Ветра. Внутри него бушевал океан новой силы. Глубинная тяжесть камня, слившаяся с неистовой яростью ветра. Землетрясение, рождающее ураган. Он достиг Шестой ступени Очищения Меридианов, но его ци теперь было первобытным, неукротимым. Он повернулся, готовый шагнуть в зияющий туннель Глотки Дракона…

И замер.

Из абсолютной черноты позади, откуда он пришел, донесся звук. Не скрежет. Тихий, мерзкий, противоестественный скребок, будто когти по стеклянному черепу. Звук, от которого сжимались внутренности. И в кромешной мгле вспыхнули две пары глаз. Не холодных. Пустых. Бездонных очагов, вобравших в себя весь холод подземного мира, весь ужас небытия. Они разрывали тьму, как раскаленные иглы, обещая не смерть, а вечное, осознанное расторжение, ассимиляцию в ледяную пустоту. Тени Плачущего Призрака. Они нашли его. Хотели его. Его силу. Его сущность.

Лин Фэн поднял «Жало Грозы». Молнии на клинке взорвались ослепительным заревом, рвущим тьму, отбрасывая прыгающие, искаженные тени на стены. Ветер в Ключе у него в кулаке заурчал хищно, вихрь внутри бился о стенки хрусталя, жаждая вырваться и разорвать. Нефритовый феникс дрогнул, его свет стал колючим, тревожным, пульсируя короткими, аварийными вспышками, излучая леденящий жар готовности к бою.

Испытание духа было пройдено.
Испытание кровью начиналось здесь и сейчас.
Путь Недостойного уходил во тьму.
Нес ослепительный свет молнии.
Воющую песню укрощенного ветра.
Неистребимую волю камня, укоренившегося в аду.