Ты поднимаешь голову случайно — так бывает: взгляд уходит вверх просто потому, что на земле слишком тяжело. Там, наверху, небо — ровное, выбеленное, выцветшее, будто кто-то долго и старательно оттирал его от воспоминаний. Уже не день, ещё не ночь, небо висит на невидимой грани, не решаясь шагнуть дальше.

Деревья же уже сделали выбор. Они стоят, потемневшие, вытянутые вверх, строгие и молчаливые. Каждый кипарис — чья-то несказанная фраза, молитва, которую нельзя произнести вслух. Особенно тот, центральный, важный, главный, будто назначенный хранить этот сумеречный покой. Его ветви не раскинуты широко — они прижаты к стволу, будто он замер, сдерживая дыхание, чтобы не потревожить наступающее.

Ты идёшь между ними, а они смотрят вниз. Без осуждения, без утешения, без обещаний. Они здесь давно, не спрашивая разрешения, и останутся, когда тебя здесь уже не будет.

На одной ветке застряла сухая гроздь — прошлогодняя память, случайно пережившая зиму и ветер. Ей положено было упасть, но она держится. Держится вопреки логике и правилам — потому что это единственное, что осталось, и нельзя отпускать.

В просвете между кронами — небо. Оно пусто, не заполнено ничем, будто кто-то нарочно оставил его белым, как лист, на котором не получилось дописать последнее слово. Слово простое, нужное, которое обязательно бы всё объяснило, но у тебя не хватило сил.

Ты смотришь вверх и шепчешь про себя: «Я ещё здесь». Деревья не отвечают — они и есть ответ.