Выдающийся австрийский писатель Стефан Цвейг в своей последней книге «Вчерашний мир» рассуждая об эпохе, предшествовавшей первой мировой войне, характеризует ее как довольно идиллическую. На примере своей родной Австрии Цвейг описывает европейскую жизнь как расцвет науки и культуры. Это было время, когда вместе с подъемом культуры повсеместно поднимался и жизненный уровень. Это был «золотой век надежности». «Все в нашей почти тысячелетней австрийской монархии, казалось, рассчитано на вечность, и государство — высший гарант этого постоянства…
Никто не верил в войны, в революции, перевороты. Все радикальное, все насильственное казалось уже невозможным в эру благоразумия… В такие рецидивы варварства, как войны между народами Европы, верили столь же мало, как в ведьм и привидения; наши отцы были убеждены в прочности связующей силы терпимости и дружелюбия. Они искренне полагали, что границы и разногласия между нациями и вероисповеданиями постепенно сотрутся во всеобщем человеколюбии… «…
Далее, когда Цвейг позже рассуждал о том, что привело к войне в 1914 г., он едва ли находил какую-то разумную причину, приведшую к ней. «Дело было отнюдь не в идеях и едва ли — в небольших приграничных территориях; я не могу найти другого объяснения, кроме этого переизбытка силы,… искавшего разрядки в насилии.
Каждая страна вдруг пожелала стать могущественной, забывая, что другие хотят того же; каждому хотелось поживиться за чужой счет». Плохо также было и то, что люди, относительно долго жившие без войны, потеряли бдительность. Они не знали на самом деле, что такое война. В их представлении, это было нечто романтическое, где можно с легкостью проявить свой героизм, продемонстрировав любовь к своему отечеству. И отсюда легко поддавались ура-патриотической пропаганде. Со многими из них невозможно было нормально разговаривать. Отрезвление пришло позже, через несколько месяцев.
Солдаты в грязных окопах и люди, оставшиеся в городах и начавшие голодать, поняли, что их кинули…
Цвейг впервые столкнулся с настоящей войной, когда очутился в полевом госпитале, вернувшись в Австрию из нейтральной Швейцарии. То, что он увидел, потрясло его и совершенно не соответствовало тому, что красочно описывали газеты с графинями и баронессами в опрятных формах медсестер и бравыми раненными солдатами, лежащими на чистых койках. Войдя в санитарную палатку, он увидел страшную картину. В нос сразу бросился повсеместный запах хлороформа и дерьма. Повсюду на пол с кроватей капала кровь, которую не успевали смывать. Слышался непрерывный стон раненных с оторванными ногами и руками. В углу штабелями лежали трупы. Врачи и санитары не двигались, а как-то, пошатываясь, медленно плыли между кроватями, потому двое или трое суток не спали…
Далее, сравнивая первую и вторую мировые войны, как и с чего они начинались, Цвейг пишет:
«А поколение 1939 года с войной было уже знакомо. Оно уже не обманывалось. Оно знало, что война — это не романтика, а варварство. Что длится она годы и годы, это непоправимое зло жизни… Никто из поколения 1939 года не верил больше в благословенную Господом справедливость войны, и больше того: уже не верили даже в справедливость и продолжительность мира, который она должна была принести. Ибо слишком хорошо помнили все разочарования, которые принесла последняя: обнищание вместо обогащения, ожесточение вместо удовлетворения, голод, инфляцию, мятежи, потерю гражданских свобод,… недоверие всех ко всем.»
В вышеприведенных пессимистических словах Стефана Цвейга про начало второй мировой войны уже проглядывается глубокая тревога и депрессия. Он, бывший признанным писателем не только у себя на родине, но и во всем мире, лишился не только своих накоплений и коллекций редких книг и автографов, но и дома и родины. Был вынужден скитаться по миру. Он не смог избавиться от глубокой депрессии и от неверия в то, что Гитлера можно одолеть в скором времени. В июле 1942 года он покончил жизнь самоубийством.
Имя Стефана Цвейга стоит в одном ряду с великими писателями-пацифистами, начиная с Льва Толстого, заканчивая Томасом Манном, Роменом Ролланом и Эрихом Мария Ремарком.
Вспоминая знаменитую речь Гитлера в берлинской Кроль-Опере в начале 1939 года, когда он сказал, что нужно наказать тех, кто обижает судетских немцев в Чехословакии, а также наказать тех, кто притесняет немцев в Польше, многие из нас наверное с тревогой проводят некоторые параллели с сегодняшним днем.
Дирижерам нынешних событий не помешало бы почитать этих авторов…