Ослабление гегемонии США — процесс очевидный с 1970-х годов. Однако этот процесс развивается не по Валлерстайну, то есть не так, как это происходило в случае с Великобританией и ее мировой гегемонией. Благодаря «холодной войне» США смогли «выковать» такую систему военных союзов, которая обрела свою автономную логику. В результате утрата экономической гегемонии компенсируется иными факторами и в иной сфере. Однако и у военно-политической гегемонии на общезападной «подушке» есть предел — элементарное перенапряжение (ситуация Рима при императоре Траяне).
В середине 1980-х годов П. Кеннеди, автор научного бестселлера «Подъем и падение великих держав», заметил, что мощь Запада всегда воплощала какая-то одна, чаще всего морская держава, на смену которой после ее упадка приходила другая; теперь, писал Кеннеди, очередь за США, за которыми, однако, не видно никакой другой страны западного мира — претендента на гегемонию.
Десятью годами раньше аналогичные мысли в еще более категоричной форме высказал Жан Гимпель. В 1956 году в Йейльском университете он прочел лекцию, в которой предсказал начало экономического упадка США через 15 — 20 лет. Это вызвало у американцев снисходительные улыбки. Во-первых, США были на подъеме. Во-вторых, Гимпель формулировал свои выводы на основе сравнения США середины ХХ века и Франции XIV века. Естественно, идеи Гимпеля были отвергнуты в США, да и в Европе, как эксцентричные. А в 1970-е годы его прогнозы начали сбываться, вот тут-то «Пари-матч» и определила Гимпеля как «Нострадамуса ХХ века».
Что может быть общего у Франции XIV века и США века ХХ? Вкратце Гимпель ответил бы так: утрата финансовой стабильности и лидерства в некоторых областях техники и промышленности, развитие общего антитехнологического и антииндустриального духа, рост интереса к мистицизму, к оккультному, формирование контркультуры и т. п. Кстати, аналогичные явления были характерны и для Великобритании 1860 — 1880 годов, по-видимому, мы имеем дело с общей закономерностью: упадок гегемонии развивается и как процесс определенных сдвигов в общественном сознании, в распространении «природоцентричных» (экологизм) и «женоцентричных» (феминизм) движений и идей.
Патрик Бьюкенен в своей книге «Смерть Запада» зафиксировал очень вероятный вариант развития событий: «Уничтожьте записи о прошлом народа, оставьте его жить в невежестве относительно деяний предков — и опустевшие сосуды душ легко будет заполнить новой историей, как это описано в „1984“. Развенчайте народных героев — и вы деморализуете целый народ.
Когда нации утрачивают свою миссию, этот дар небес, когда они теряют веру, некогда отличавшую их от всех прочих, тогда-то они погибают как нации, тогда-то исчезают культуры, народы и цивилизации».
***
Следовало бы только сместить акцент с расово-культурного аспекта на политико-экономический, объясняющий социальную логику превращения Запада в постзападное общество. Кстати, вполне возможна книга «Смерть России», написанная с бьюкененовских позиций. Не только возможна, но и полезна — «кто предупрежден, тот вооружен», как любил говорить один из книжных героев моего детства — капитан Блад.
Приток иммигрантов и наложение экономической поляризации на расово-этнически-религиозные различия обострит социальную и политическую ситуацию в государствах Запада. Это, в свою очередь, может способствовать демонтажу возникших в интересах белого населения (от верхов до рабочих) демократических институтов в 1848—1968 гг. и являющихся одной из несущих конструкций капитализма.
Проблема ассимиляции выходцев из стран Третьего мира неразрешима. Западное население стареет, в то время как западным обществам требуется рабочая сила. Например, в Швейцарии большинство людей проголосовали за повышение квоты на рабочую силу, которая составляла 18%. Рабочая сила — это люди, как правило, с темным цветом кожи, которые работают официантами, медсестрами, уборщиками и т. д. Нужно понимать, что этот европейский underclass никуда не денется и ничего с ним поделать невозможно. Не станут ведь европейцы выселять 6 млн. арабов.
Я не большой любитель Тойнби, но, по-видимому, он оказался прав в одном своем предположении. Тойнби сказал, что цивилизации гибнут тогда, когда внутренний пролетариат начинает смыкаться с пролетариатом внешним. Сейчас мир как будто начинает возвращаться к концу XVIII — началу XIX в., когда вырванное из деревни население превратилось в «опасные классы». У западно-европейского общества ушло шесть десятилетий на превращение «опасных классов» в рабочие классы. Европейская революция 1848−49 г. отделила эпоху «опасных классов» от «рабочих классов» и превратила западно-европейское общество в то, что мы теперь называем Западом. Сегодня мы наблюдаем противоположный процесс — Запад словно вернулся в эпоху «опасных классов», но только уже не своих и не белых, а мигрантских и чужих. Абсорбировать их абсолютно невозможно.
Мой учитель Владимир Крылов еще в конце 1970-х годов прошлого века утверждал, что главный социальный конфликт первой половины XXI столетия будет не между эксплуататором и эксплуатируемым в рамках организованного мира, а между организованным и дезорганизованным населением. Посмотрите: люди, которые живут в трущобах (slum-people), составляют уже 20% мирового населения. В большинстве своем это население таких регионов, как Индия, Бразилия, Западная Африка, часть Латинской Америки. В каком-то смысле сейчас происходит повторение процесса Великого переселения народов.
В начале 1990-х годов Жан-Клод Рюфен обозначил три основных стратегии отношения стран Севера к Югу.
Первая — это т.н. «стратегия Клебера». Клебер, как известно, фактически был наполеоновским наместником в Сирии и Египте и кровью и железом вводил там французские порядки. За что и был убит.
Вторая стратегия — это «выбор Унгерна». Он заключается в радикальном отказе части западной элиты от западного наследия и использовании с этой целью восточных масс.
Третья стратегия — «выбор Марка Аврелия». Он состоит в том, чтобы провести черту (limes), отделяющую цивилизацию от варваров.
Но проблема в том, что ни одна из стратегий не работает, а limes сломан раз и навсегда. Немногие понимают, что суть вопроса постигается не в терминах этно-религиозного конфликта, а в терминах конфликта социального и расового. Я хочу особо подчеркнуть значение последнего. К 2090 г. представителей белой расы на Земле будет насчитываться менее 10%. Идет постепенное вымирание белой расы, и средств остановить этот процесс практически не видно. Христианство европейского толка уже не работает, как, впрочем, и идеология прогресса. Даже превращение пятидесятничества в самостоятельную религию бедных a-la «христианство Римской империи» не решит проблемы.
По-видимому, только приход неоязычества может как-то повлиять на ситуацию. Только неоязычество в состоянии снять все противоречия между идеологиями геокультуры Просвещения, между «правами человека», «свастикой» и «звездой», как масонской, так и коммунистической, а, возможно, и между крестом и полумесяцем. Но вместе с тем я совершенно не представляю, как именно европейские люди смогут реализовать этот инструментарий. Я — большой пессимист в этом вопросе. Как говорил Йозеф Лунц, «Czech people is a good people, but it is not fighting people» (Чехи — хороши люди, но не бойцы). То же самое можно сказать и о европейцах в целом, чье поведение все больше напоминает молчание политкорректных ягнят, которых ведут, а по сути уже привели на геоисторическую бойню.
Сейчас можно говорить об определенной точке бифуркации, выражаясь языком Пригожина. Из случившегося в Европе, разумеется, будут делать выводы, но к чему именно это приведет, сложно сказать. Также сейчас сложно сказать, какая эволюция ждет правые и левые политические силы Европы. Можно отметить, что в Европе сейчас нет той социальной силы, которая смогла бы стать необходимым волнорезом для underclass’a.
Тенденция развивается таким образом, что в ближайшем будущем скорее всего возникнет общество 20/80, т. е. 20% богатых и 80% бедных без среднего класса. Средний класс все больше и больше расслаивается. В Латинской Америке программа структурной стабилизации ВМФ в 1980-е годы фактически уничтожила средний класс как вид. В Восточной Европе до 1991 г. было около 14 млн. бедных людей (включая СССР). В 1996 г. это число, несмотря на пресловутый прогресс демократии, составило уже 169 млн. Можно сказать, что эпоха, начавшаяся 1789 годом, закончилась вместе с распадом СССР в 1991 году, и все идеи в духе левого/правого противостояния ушли вместе с ней.
Какие могут быть возможные стратегии выхода из этой ситуации? Маховик прогресса (глобализация) уничтожает классы и стирает границы между социальными слоями. Партии уходят, гражданское общество отмирает, остаются лишь административные машины. То, что во Франции даже после всех известных событий продолжается политика мультикультурализма, показывает, что у французов нет политической воли, чтобы выбраться из того положения, в которое они сами себя загнали. Европейской социальной матрице требуется перезагрузка. Но решатся ли на нее сами европейцы? Я сомневаюсь в этом.