В честь Дня рождения Амадео Модильяни (12 июля 1884) перечитала страницы из книги Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь», посвященные этому замечательному художнику. Вот несколько цитат.
«Я сказал, что он был красив; женщины на него заглядывались; красота его мне всегда казалась итальянской. Он был, однако, сефардом — так называют потомков евреев, которые после изгнания из Испании поселились в Провансе, в Италии, на Балканах.
Как-то я зашел с Модильяни в кафе на бульваре Пастер; он перед этим работал, был спокоен. За соседним столиком почтенные люди играли в карты. Я переписывал стихи, которые мне показал Моди, и ничего не слышал. Вдруг Модильяни вскочил: „Заткни глотку! Я — еврей, и я могу с тобой поговорить. Понимаешь?..“ Картежники молчали. Модильяни заплатил за кофе и громко сказал: „Жаль, что мы залезли в это кафе, сюда ходят свиньи…“ Когда мы вышли, я спросил, что же говорили за соседним столиком. „То самое, — ответил Моди. — Обидно, что мажешь кистью, — ведь еще триста лет придется бить морду…“
Он мне рассказывал, что его дедушка был римлянином, хотел разводить лозу и купил маленький участок; но по закону евреям было запрещено владеть землей; рассердившись, дед перекочевал в Ливорно, где с давних пор проживало много еврейских семейств. Моди прочитал мне итальянские сонеты Иммануила Римского, еврейского поэта XIV столетия, — издевательские, горькие и полные в то же время восхищения жизнью. Модильяни мне рассказал, как некогда римляне праздновали карнавал: еврейская община обязана была поставлять еврея „рысака“, который раздевался догола и под улюлюканье веселящейся толпы, епископов, послов, дам трижды обегал город. (Я тогда написал об этом поэму.)
…Меня всегда удивляла его начитанность. Кажется, я не встречал другого художника, который так любил бы поэзию. Он читал на память и Данте, и Вийона, и Леопарди, и Бодлера, и Рембо. Его холсты не случайные видения — это мир, осознанный художником, обладавшим необычайным сочетанием детскости и мудрости. Когда я говорю „детскость“, я, конечно, не думаю об инфантильности, о естественном неумении или нарочитом примитивизме; под детскостью я понимаю свежесть восприятия, непосредственность, внутреннюю чистоту. Все его портреты похожи на модели — сужу по тем, которых я знал, — Зборовского, Пикассо, Диего Риверу, Макса Жакоба, английской писательницы Беатрис Хестингс, Сутина, поэта Франса Элленса, Дилевского, наконец, жены Моди Жанны».
Публикация Rina Zak