Первая примета великой любви — смирение. Ты покоряешься, но не другому человеку, а сильному и ровному ветру судьбы, который задул в твоей жизни, и с этого момента выбора практически не остаётся. Теперь ты всегда знаешь, как правильно — правильно так, чтобы быть вместе. Нечего придумывать, ясно всё.
Нет, она не влюбилась в ту первую минуту, это случилось гораздо позже. А тогда он только спросил, чего бы ей хотелось, и она сказала, пожелав невозможного посреди залитого июньским солнцем пустого Арбата — сесть и попить холодненького. В «Бисквитах», которые на самом деле среди местного народа назывались «Старуха», и столиков-то не было, только стойка и кофе. Она не сомневалась, что он не сможет, а он взял её за руку, вывел на улицу и через несколько шагов свернул в арку, в которой нашлись и тень, и деревянные стулья, и белое сухое вино, холодное и кисленькое. Она сразу поняла, что это настоящее чудо. Ещё не знала, а её первая любовь обрела вкус — вкус дешёвого ледяного алиготе, бесценного, потому что оно добыто ради неё из большой божьей сумки, откуда сыплются дары для влюблённых. Когда первый раз получишь такой подарок, сразу его узнаешь — по фиолетовым молниям на небесах, по искрам в глазах (но подумаешь, что от жары), по безупречной уместности ощущений, идеальному вкусу, но не такому, как в рекламе пишут. Просто с тех самых пор для тебя навсегда останется один вкус небесного белого, а все прочие окажутся на него более или менее похожи. И шоколад, и смородина, и поцелуй — они потом всегда будут существовать в сравнении, почти такие же или совсем не такие, как те, что однажды высыпались на тебя из божьей сумки. Она иногда думала, что любить нужно для этого — чтобы больше набралось в твоей жизни правильного, идеального, с которым потом всю жизнь можно сверяться.