Засыпаю в последнее время с трудом. Вы возможно подумаете, что пью много кофе. И эмоционально неустойчив. Да, должен признать, что канаты нервов изрядно разъела кофеиновая ржавчина. Но дело все равно не в этом. Дело в процессе.

Ложусь на левый бок, левым ухом в подушку. Левая рука — под головой. Еще одну подушку (довольно большую) кладу рядом с собой в районе груди. На нее — правую руку (согнутую в локте, тыльной стороной вверх). Ноги — в свободном порядке, кое-как. Выключаю свет. И тут приходит Фисташка.
Она залезает на подушку номер два, немного топчется (иногда — кружится, но не часто). Потом тщательно вылизывает запястье моей правой руки с тыльной стороны (той, что вверх). Потому что это ее будущая подушка, а подушка должна быть чистой. Это люди стирают наволочки своих подушек раз в неделю, а то и реже. Приличная кошка на такое не пойдет.

Доведя подушку до блеска, она кладет на нее свою маленькую серую усатую башку. Все остальное тело располагается между этой точкой и моим лицом. Начиная засыпать, она, как правило, немного взбрыкивает задними ногами, в результате чего ее спинопопие упирается мне в подбородок. А иногда и в нос. И тогда открывается дорога в царство Морфея. Перед ней, не передо мной. Мне эту дорогу как раз спинопопие и загораживает. Потому что подбородку и носу щекотно. А на запястье кошачья башка, рукой не пошевелить (ну не будить же кошку).

Через короткое время, как назло, хочется немного сменить позу. И тут я понимаю, что, зафиксировав мое правое запястье в одной точке, Фисташка блокирует почти любые мои передвижения. Можно вяло шевелить ногами, но это не приносит удовлетворения. Не удивлюсь, что Айкидо было изобретено именно так. Не та часть, где бросают, а та, где фиксируют после броска. Просто и эффективно. Они еще говорят там, что мягкость лучше жесткости. Именно что!

Иногда я все-таки не выдерживаю и, тихо поскуливая от неловкости, вытаскиваю руку из-под ее подбородка и поворачиваюсь на спину.
— Фу, кажется не разбудил, — думаю я с облегчением.
Фисташка встает, деловито перебирается мне на грудь, сворачивается там и окончательно засыпает. На той самой моей груди, которая приделана к моей голове, из которой два моих же глаза бездумно пялятся в темный потолок. И ни в одном из них сна уже нет.

— Это мерное вздымание определенно убаюкивает, — думает Фисташка, засыпая, — завтра обязательно повторим.