Я просто живу, и в мои дни вплетаются косичками чужие судьбы.

Случайные люди оказываются неслучайными, они проходят по краешку моего вторника и рикошетят в него инсайтами.

На нашем пляже отдыхает классная семья. Папа, мама, сын, дочь.

Дети уже подростки, лет по 12−14.

Папа с сыном смешно ходят по пляжу: папа кладет руки на плечи сыну, и они идут в ногу, паровозиком. Забавно.

Оба в черных очках, черных майках и черных трусах, как пара марширующих агентов в черном.

Левой-правой, левой-правой.

Папа, когда загорает на шезлонге, всегда нежно целует маму в висок. Прямо в кудряшки волос. Так трогательно. Они явно давно вместе, а романтика не утонула в будничных заботах.

А с дочкой папа так дружно ходит в море, купаться. Держатся за руки, крепко.

Обычно 12−14 лет — это самый пубертат, осознанная сепарация от родителей, а тут такая прочная связь…
За руки — в море…

Я как-то раз видела, как папа прям бежал в море, тянул дочь, а она привыкала медленно, повизгивала от брызг.

А папа ее подбадривал: «Давай, милая, пойдем вперед, смелее, ну смелее.»

На пятый день до меня дошло: папа — слепой.

Клянусь, я облажалась.

Мама с детьми купалась, далеко уплыли, а папа загорал, и я увидела на его руке часы и подошла спросить время, а то у меня телефон разрядился.

А он поднял руку и сказал:
— Посмотрите сами, я же не вижу…

Меня прожгло осознанием. Ну конечно! Очки, походка паровозиком, в море за руку… Вот я идиотка.

— Ой, спасибо, почти 12, — пробормотала я смущенно, разглядев время.

— Как хорошо. Не зря я сегодня часы надел! А то я привык, еще когда видел, носить часы. А сейчас вроде и не надо, но я без часов, как голый. Хоть и часы у меня — для красоты. А сегодня и для пользы.

— Правильно, — киваю я. — Времени все равно, видели ли мы часы…

— О, красиво сказано. Запомню и выдам своим. А то они меня подкалывают, когда я часы по утрам ищу.

— Можно я признаюсь? — я присела на шезлонг рядом. — Я пять дней за вами наблюдаю, а то, что вы не видите, узнала только что. Вот и кто после этого не видит?

Он засмеялся. Говорит: ой, приятно.

Классный. Его зовут Григорий.
Дядя Гриша.

Дяде Грише нельзя без сопровождения.
Он не видит. Живет в кромешной тьме.

Но он живет так, будто это он сопровождает свою семью, а не они его.

Он первый бесстрашно бежит в море, в глубокую стихию, где скоро закончится дно и не понятно, где берег, а компас — это рука сопровождающего.

Это он говорит дочери: «Смелее! Ну, смелее!»

И есть ли более доходчивый урок жизненной смелости, чем дядя Гриша?
Я потрясена им, просто до глубины.
Мой новый герой.

Наберусь смелости и скажу ему это в лицо.

Он не увидит меня, но будет носить мои слова внутри, как часы на руке. Которые он тоже не видит, но знает, что в них время.

Так и слова — они не видны, но в них благодарность.

Я скажу:
— Спасибо, дядя Гриша.

А он спросит удивленно:
— За что?

А я скажу:
— За то, что вы — мой сопровождающий.

А он не поймет.
Но это и не важно.

Важно, что все мы в жизненной стихии — немножко дяди гриши. Только часто неразбуженные.

Мы ослеплены обстоятельствами, и компасов нет — куда плыть, господи, где тут у вас счастье?

Можно и не плыть. Стоять на месте.

Так безопасно. Ничего не случится. Но и жизни тоже не случится. Она пройдет — и вспомнить нечего. Есть что забыть: как ты стоял, неразбуженный, а мимо тебя люди шли вперед.

Думаешь, они не боялись? Думаешь, они знали больше? Думаешь, у них есть особый компас?

Нет. Ни у кого нет.
И всем страшно.

А вдруг там нет дна? А вдруг шторм? Горизонт так далеко, что за ним?

Но люди вокруг, на первый взгляд случайные, — и есть наши компасы.
И наши спасательные круги.

И наши сопровождающие, которых никто не назначал. Точнее назначил кто-то сверху, прикрепил к нам «случайностью».

Ко мне вот дядю Гришу — на пляже.
А к вам — меня, в Интернете.

А дядя Гриша — это не просто компас, это целый маяк, кладезь прозрений.

Я учусь у него доверять.
Доверять стихии жизни.

Мы все, по сути, живем в глобальном смысле на ощупь, без гарантий, что там, впереди, за поворотом, за вторником, за летом…

Репетируя доверие, я незримо кладу руки дяде Грише на плечи и иду с ним в ногу. Туда, вглубь.

Где стихия. Мощная, глубокая, равнодушная к моим страхам.

Левой — правой, левой — правой.

Я люблю находить, замечать и читать случайных людей.

Повесть о дяде Грише — станет жемчужиной в моей библиотеке. На обложке он — в черных очках.

Такой Джеймс Бонд, агент 007.
Супергерой.

И на руке его часы.
Символ прирученного времени.

Времени все равно, видели ли мы часы.
Оно идет вперед.

Жизни все равно, поняли ли мы смысл.
Она идет вперед.

Клади руки ей на плечи, доверься, иди в ногу, вперед. Чтобы она не прошла мимо, пока ты безопасно стоишь, как вкопанный, парализованный страхом.

Разбуди в себе дядю Гришу.
Разбуди себя и иди.

Левой-правой, левой — правой…