Вот я, когда в армию шёл, гвозди мог переваривать.
Хирург, помню, на комиссии, спрашивает:
— Ну? Какие у нас вести с тыла?!
— С чего? — усмехаюсь.
А он мне:
— Нагнитесь-раздвиньте!
И долго, так, язычком причмокивал.
А потом тронул меня за плечо, и шёпотом:
— Береги, — говорит, — сынок, здоровье, пока крепкое!
А у самого смотрю — резиновый бублик на стульчике лежит поверх подушечки.
«Вот же чудак!» — думаю, и — к терапевту.
А тот жёлтенький весь, сморщенный, будто китаец, но не китаец — точно.
— Вас, — говорит, — случаем печёночка не беспокоит?
— Никак нет! — открещиваюсь.
А он простукивает её, прощупывает, и со вздохом, так:
— Да-а, пока вроде не увеличена.
И печаль, смотрю, в глазах — непомерная.
— Выходит, — вздыхает, — и водочку, пить можете?
— Ну, в принципе! — говорю.
А у него слеза.
— Ступай! — платочком утирается. — Не трави душу!
К окулисту пошёл.
Этот невзрачненький такой, за линзами лица не разобрать. Стоит, по табличке указкой водит, в буковки не попадает.
— Видите? — спрашивает.
Ну, я ему нижнюю строку — без запинки. А он ручки ко мне тянет — мол, к стулу подведи!
Усадил я его, значит, и к психиатру двинул.
Захожу. А он там сам с собой разговаривает.
Трое нас как-бы. Я, он, и в нём кто-то.
— Лес рубят, щепки летят! — ко мне кидается.
Я аж обомлел весь.
А он смеётся. И сам себе:
— Видишь, какого нам психа привели?!
И тут же:
— А вот и не псих он! Ты, сам псих!
— Нет, это ты псих!
— А я первый сказал!
— Нет, я первый!
Я — к дверям. Ручку дёргаю.
И он мне:
— Вы, собственно, куда?
Затем взял мою карточку, и, не поднимая головы, посыпал:
— Шизофрения? Белая горячка? Мания? Паранойя? Мысли о смерти?
— Никак нет! — в дверь вжимаюсь.
— Ну, на нет и суда нет! — улыбается. — Следующего заводи!
И тут же:
— А ты говорил — псих!
— Нет, это ты говорил!
— Нет — ты!
— Нет — ты!
В общем, выскочил я с приговором «годен».
На улицу вышел. Набрал воздуха в лёгкие. Расправил грудь молодецкую. И забыл о том хирурге, терапевте, и окулисте с психиатром.
А недавно — сам с собой разговаривая, в очёчках, на бублике, жёлтенький — всё это вдруг вспомнил, и аж слезами умылся!