Далекий восемьдесят пятый.
Зима, декабрь, ей восемь лет.
Бабуля в фартуке с заплатой
Уже готовит оливье.
В руках у мамы — из салфеток
Снежинки, праздничный узор.
Кругом гирлянды из конфеток.
Из кухни слышен разговор:
Тихонько спорят папа с дедом,
Кто будет раздавать дары
С мешком огромным — красным пледом
И бородой из мишуры.
-Да ей же восемь, не поверит,
Тебя узнает и меня.
Давай-ка лучше мы под дверью
Оставим. — Нет, приду к ней я.
Она, конечно, рассекретит
И громко будет хохотать.
И вместе с ней, как будто дети,
Семья вся будет ликовать.
Вот ей шестнадцать. С неохотой
Кромсает с бабушкой салат.
Отец до ночи на работе,
Снежинки больше не висят.
И даже запах мандаринов
Лишился тайны и чудес.
В чулан души давно задвинут
Живой когда-то интерес.
Ребенок вырос, перестали
Ждать в этом доме волшебства.
С отцом мать на развод подали,
Всё серо, как у большинства.
Ей двадцать семь. Под бой курантов,
Супруга за руку держа,
Достав две рюмки из серванта,
В одну из них, слегка дрожа,
Бумажку бросила с желаньем
И залпом выпила вино.
В ней было к небесам посланье,
Она просила лишь одно:
В семье хотела пополненья,
Чтоб чудо вновь пришло к ним в дом.
И, губы сжав до онеменья,
Она сглотнула в горле ком.
Ей тридцать два. Она супругу
Из пледа подает мешок.
Смеясь и шикая друг другу,
Из ваты клеют на сапог
Они кусочки снежной пыли.
А мама-бабушка уже
Спекла оладушки с ванилью
И дорезает оливье.
Снежинки вновь висят на окнах.
На кухню внУчек забежал.
И дед пришел. Старушку чмокнув,
Он ей тихонько прошептал,
Какая радость — внуки, дети,
И как он рад, что не ушел.
Что он счастливей всех на свете,
Она сказала: «Хорошо…»
Ей тридцать пять… Ей тридцать девять…
И вот уже за пятьдесят.
Но каждый год венок над дверью,
Снежинки каждый раз висят
И пахнет новогодней сказкой,
Хоть дети взрослые уже.
И вся семья с теплом и лаской
И нежным трепетом в душе
Ждет этот праздник с нетерпеньем.
В который раз уж перешел
От поколенья к поколенью
До дыр затертый плед-мешок.