Было прекрасное утро. Отдыхая от недельной суеты на работе, я углубился в чтение книги И.А.Новикова «Пушкин в Михайловском» и дошёл до строк об ожидании Дельвига:
«…Няня говела одна, Пушкин не поддался на её уговоры. Она звала его в монастырь, хотя бы на Благовещенье… И предпочёл в этот праздник остаться в постели с новой повестью Погорельского „Лафертовская смоковница“ в только что полученных „Новостях литературы“. Волшебная повесть эта с бабкой-колдуньей и её чёрным котом ему очень нравилась, и он провалялся до самого обеда, вскочив неодетый и встретив говевшую няню громким мурлыканьем…
Это был уже второй кот, который его так пленял. Недавно совсем хвалил он брату в письме басню Измайлова:
Вы любите кота?
Любите: он ведь сирота…»
Громкое мурлыканье оторвало меня от чтения: кот Васька (или Васик, как все мы его дома звали) сидел рядом, издавая громкие сигналы и своими жёлтыми бесстыжими глазами, казалось, призывал: «Хватит читать! Пора и делом заняться!».
И действительно, со стороны балкона раздавались резкие гортанные звуки кричащих чаек. Пришлось открыть заморозку холодильника, вытащить оттуда несколько замороженных рыбок путассу и оттаивать их горячей водой. На пластмассовом подносике понёс корм для чаек на балкон, открыл балконное окно. Чайки, проголодавшиеся за ночь, сидели на крыше балкона и в предвкушении кормёжки стучали клювами по крыше, свешивая открытые клювы вниз.
Все три кота уже сидели рядом, заинтересованно глядя на чаек. Я приступил к процессу кормления — встав на кресло, стал подавать рыбёшки чайкам прямо в разинутые клювы. Чайки жадно вырывали рыбу из рук, нисколько не боясь ни меня, ни котов, ведущих пристальное наблюдение за чайками снизу. Раз! Раз! — и проглоченная рыба исчезала в клювах, а затем и в зобах птиц.
Не знаю, было ли удобно птицам, стоя на скользком краю крыши балкона на своих перепончатых лапах. Чайки прилетали подкормиться каждый день утром. Они постепенно отвоёвывали себе жизненное пространство над приморским нашим городом, тесня голубей, воробьёв, ворон и прочую птичью живность…
Коты после кормления чаек с довольным видом и чувством выполненного долга прошествовали на кухню — им было пора и самим подкрепиться. Коты появились в доме разными путями. Главный в домащней иерархии — Васька — свою юность провёл на лестнице одного из питерских домов в центре города и был после — доставки по месту жительства — приучён к прогулкам во дворе на поводке-ремне с ошейником.
А кот Максим появился загадочным путём — пришёл с чердака и три дня сидел перед нашей квартирой на девятом этаже, выпрашивая «вид на жительство». Три дня его подкармливали. Чувство жалости, сочувствия и сопричастности победило: Макс был запущен в квартиру, принят и обнюхан Васькой, который на первых парах взял над ним шефство, как старший по возрасту. Васька ни на шаг не отходил от Максика, знакомя его со всеми удобствами и особенностями квартиры. Два кота подружились, хотя имели вначале разные характеры и вкусы. Васька иногда показывал когти, а Макс — «пластелиновый», ласковый, добродушный. Но общие игры сдружили котов.
Третьим появился Бакс — совершенно чёрный кот больших размеров, без единого белого пятнышка. Он привык помяукать по любому поводу и без повода. Бакс — кот из тех, что ходят сами по себе и не очень любит лишних прикосновений и надоеданий. Контакт между ним и Максом был налажен довольно быстро, а вот с Васькой Баксик долго не мог найти общего языка: Васька «ревновал» его к своей, как он считал, территории квартиры. Бывали на первых порах между Васькой и Баксом лёгкие стычки, но потом всё улеглось…
Васька — любитель свиной грудинки, мелко нарезанной ножом. Максим с удовольствием ест любую пищу и любит слизывать с блюдца кефир.
После утренней еды коты поочерёдно отправились совершать туалет, яростно разгребая песок-«наполнитель».
Вынос мусора на лестничную площадку в мусоропровод также входил в утренний ритуал котов. Я нёс мусор на выбрасывание, открывал входную дверь, а коты друг за другом по известному маршруту двигались к мусоропроводу в виде почётного авангарда. Начинались кошачьи игры на бетонной лестничной площадке — коту можно поваляться, понюхать двери соседних квартир, за которыми скрываются недоступные (увы!) кошки. Можно важно прогуливаться по прохладному полу, пытаясь выйти на лестницу, периодически мурлыкая и приводя хвост в вертикальное положение. Каждый раз при этом мне вспоминались стихи Пушкина из первой песни «Руслан и Людмила», где самым первым, кто оживил «труд игривый», был кот:
«У Лукоморья дуб зелёный,
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо — песнь заводит,
Налево — сказку говорит…»
Вот чего нет на лестничной площадке, так это — златой цепи (не пролежала бы и сутки)! Но уверен, что любой кот в движении постоянно, даже не вышагивая по золоту цепи, транслирует во внешний мир одну сказку за другой! Другое дело, что мы не умеем слышать и понимать кошачий язык, существующий в каком-то неведомом пока всем людям поле! А вот Александр Сергеевич был там, — где «русский дух…»:
«…И там я был, и мёд я пил,
У моря видел дуб зелёный;
Под ним сидел, и кот учёный
Свои мне сказки говорил.
Одну я помню: сказку эту
Поведаю теперь я свету…»
Так что в том, что нам поведал в своих сказках Пушкин, есть доля соавторства Кота! Это, конечно, шутка…
Я давно пришёл к выводу, что коты постепенно мяуканьем, мурлыканьем и каким-то ещё непередаваемым способом давно практически приручили (прилапили?) людей! Я сам уже начинаю подозревать, что моя основная цель — «жизнь для кота» и, точнее, — «для котов»…Это в отличие от монархистов («жизнь за царя») и от парт-чиновников, предпринимателей и олигархов («ЖИЗНЬ ДЛЯ КОШЕЛЬКА»)…
После всех этих утренних взаимодействий со своими котами я сел дочитывать книгу Новикова про Пушкина:
«…Так и с новым котом Погорельского он был положительно восхищён и излил это брату: «Душа моя, что за прелесть бабушкин кот! Я перечёл два раза и одним духом всю повесть, теперь только и брежу Трифоном Фалалеичем Мурлыкиным. Выступаю плавно, зажмуря глаза, повёртывая голову и выгибая спину…»
В комнату в этот момент плавно бесшумно вошёл Васька. За ним, выгибая спину, следовал Макс.
«Что ж, — подумалось, — Пушкин и тут прав. Ай да Пушкин!».
* - рис. (холст, масло)-свой