Что нам делать, умеющим кофе варить,
А не манную кашу?
С этим домом нетопленым как примирить
Пиротехнику нашу?
.
Что нам делать, умеющим ткать по шелкам,
С этой рваной рогожей,
С этой ржавой иглой, непривычной рукам
И глазам непригожей?
.
У приверженца точки портрет запятой
Вызывает зевоту.
Как нам быть? На каком языке с немотой
Говорить полиглоту?
… показать весь текст …

Нас разводит с тобой. Не мы ли
Предсказали этот облом?
Пересекшиеся прямые
Разбегаются под углом.

А когда сходились светила,
начиная нашу игру, —
Помнишь, помнишь, как нас сводило
Каждый день на любом углу?

Было шагу не сделать, чтобы
не столкнуться с тобой в толпе —
возле булочной, возле школы,
возле прачечной и т. п.
… показать весь текст …

Разделяю ли я понятия «любовь» и «влюблённость»?

Разделяю, конечно. И вообще, если в языке есть для этого два разных слова, то естественно, что и понятия эти не тождественны. Но я влюблённость люблю больше, честно вам скажу. Одна очень умная русская актриса, очень сильный и умный человек (не буду её называть), мне когда-то в интервью сказала: «Я всегда к состоянию любви относилась с ненавистью. Это мучительная зависимость, страшная зацикленность на другом. И я считала это всегда слабостью, недо…
… показать весь текст …

Понимаете, я не люблю текстов, где есть хеппи-энд, и не люблю текстов, где есть sad end, депрессивный энд. Мне нравится такой энд, который оставляет читателя в лёгком недоумении. Мой любимый финал — это финал рассказа Нины Катерли «Зелье». Я часто вспоминаю этого автора именно сейчас, потому что перечитывал только что «Коллекцию доктора Эмиля» и «Зелье» — два лучших фантастических рассказа семидесятых годов. Перечитайте «Зелье». Вот это тот финал, который я люблю: лопнувшая струна, оборванная мелодия, непонятно, что будет — и вы остаётесь в таком звучащем пространстве, очень мощном!

Если ты меняешь территорию, надо следить, чтобы масштаб этой территории соответствовал прежней, потому что иначе есть шанс измельчать. Человек, переезжающей из великой страны в малую, начинает писать довольно маломасштабную лирику или маломасштабную прозу.

Первая черта зла — то, что оно, как правило, действует скопом; это люди, которым удобно в компании, это люди большинства. Второе — это люди, лишенные профессиональных талантов и интересов, поэтому отравляющие чужие таланты. И третье — это люди, которые льнут и липнут к власти.

То, что вы сейчас прочитаете, — не одна беседа с Окуджавой, а обрывки нескольких потому что надоедать ему долгими расспросами неловко.

— Булат Шалвович, вам не кажется, что, столь откровенно иронизируя над собой, вы несколько принижаете собственный образ как романтического поэта?

— Я никогда об этом не думал. Я в молодости относился к себе без насмешки, был весьма тщеславен, но жизнь сделала своё дело, сумев посмеяться надо мной.

— А как же «Я умел не обольщаться даже в юные года»?

— Нет, эт…
… показать весь текст …

Деньги — это как бы сгущённое и овеществлённое время. Вот почему человек бережёт свои деньги? Не потому же, что они для него просто такой фетиш, нет. Деньги — это время вашей жизни, сконцентрированное предельно. Это потраченное вами время, ушедшее на труд, на унизительное какое-то добывание, на халтуру, на подёнщину. Всё это — деньги. И естественно, что когда вы получаете дармовые миллионы, возникает ощущение, что вам как бы дали вторую жизнь, что вы можете теперь поставить массу экспериментов, высвободить массу свободного времени, освободить его от труда, прожить другую жизнь. Вот почему нужны деньги. Это возможность, это бесконечный набор вариантов. Не говоря уже о том, что это ваша защита он множества случайных обстоятельств. Деньги переводят вас в другой регистр.

Мне Инна Туманян рассказывала очень хорошо, как показывали «Восемь с половиной» на одном закрытом московском просмотре во время фестиваля, и кто-то сказал: «Ну, Феллини кончился». И Туманян со своим южным темпераментом сказала: «Чтобы ты так начался, как он кончился!» Вот это действительно очень хорошие слова.

..
Пора расстреливать. Никто не помешает.
Народ соскучился, рассержен и небрит…

Вот отменили бы отмену смертной казни!
Вопрос не то чтобы назрел уже, но вспух.
Треть населения забилась бы в оргазме,
и треть проделала бы то же, но не вслух.
Страна мечтает о возмездиях, о линчах!
Уж так размножились за двадцать сытых лет —
зажрались, сволочи, и много стало лишних.
Ни мест, ни площади, ни пищи столько нет.

Все бредят казнями, костями, черепами.
… показать весь текст …

Для писателя, как это ни ужасно звучит, его рукопись — это, может быть, самое дорогое, что есть в горящем доме.

Я разделяю примерно всех людей — всех поэтов, всех писателей вообще — на тех, кто повышает ваше самоуважение, и тех, кто его понижает. Повышать своё самоуважение — это, по-моему, самое гнусное занятие. Вот то, что делает пошлость… Вообще, чем занимается пошлость? Нет же определения пошлости. «Posh lust» — переводит Набоков — «жажда к блеску», «жажда к шику». На самом деле пошлость — это всё, что человек делает для самооценки. Если он занимается благотворительностью, чтобы об этом рассказать — эт…
… показать весь текст …

Деньги позволяют тратить меньше времени на подёнщину и больше — на осуществление идей, которых мне хватило бы ещё лет на полтораста.

Юность смотрит в телескоп.
Ей смешон разбор детальный.
Бьет восторженный озноб
От тотальности фатальной.
И поскольку бытиё
Постигается впервые,
То проблемы у нее
Большей частью мировые,
Так что как ни назови —
Получается в итоге
Все о дружбе и любви,
Одиночестве и Боге.
Юность пробует парить
И от этого чумеет,
… показать весь текст …

Революция — это гигантское превышение масштабов. В революции надо быть либо титаном, либо пигмеем, либо никем, либо всем.

Как много сознанья своей правоты
У праведных граждан России!
По этому признаку — веришь ли ты? —
Они поголовно святые.

Один — резонер, недвусмысленный хам
С повадкой лгуна и садиста,
Долдон, равнодушный к мольбам и стихам,
Но пьяным за руль не садился.

Другой воплощает собою народ,
Глубинный, как крыса в подвале,
Но взяток не брал и сейчас не берет
(Тем более что не давали).
… показать весь текст …

Разумеется, Горький — писатель не для всех, и более того, для немногих. Но если есть в русской литературе рассказ, который стоило бы рекомендовать всем, рассказ сильный, подлинно великий и в высшей степени душеполезный, — то это «Мамаша Кемских», страшный и трагический гимн материнству. Эти три странички гарантировали бы Горькому бессмертие, даже если бы он не написал ничего другого.

..
Добрый читатель, что тебе надо, чтобы не сдохнуть здесь —
Порцию мёда, порцию яда, выверенную смесь?
Злой обладатель первых проплешин, первых руин во рту,
Чем ты надежно будешь утешен в скудном своем быту?

Можем придумать сказочный остров, солнца резервуар,
Землю с названьем через апостроф, вроде Кот-д'Ивуар:
Так я и вижу где-нибудь в джунглях шкуру того кота —
Там, где мелькает в бликах ажурных теплая смуглота.

Страсти-мордасти, Пристли и Кристи, ром, буйабез, кускус,
Грозди угрозы, кисти…
… показать весь текст …

Самомнение — лучшее лекарство от зависти.

Мир без Бога — это храм без купола; он не достроен, не закончен, остаётся слишком много вопросов. Это как восемнадцатый верблюд. Вот восемнадцатого верблюда не видно. Вы знаете все эту задачку, да?
У отца три сына. Он завещает старшему половину всех своих верблюдов, среднему — треть, а младшему — девятую часть. А 17 верблюдов у него, и это не делится, ни на 2, ни на 3, ни на 9. Мимо едет всадник на своём верблюде и говорит: «Что вы мучаетесь, молодые люди? Я вам отдам своего верблюда, у вас будет 18 — и всё поделится». Он им отдал — и всё поделилось. Всадник сел на своего верблюда и уехал. А как же, а где же, а почему? А потому что остался этот восемнадцатый верблюд. Один получил 9, второй — 6, третий — 2, девятую часть. А этот уехал на своём верблюде.
Бог — это то, что нужно, это допущение, которое необходимо. Без него не делится, для меня во всяком случае.