Спасибо за осадок или муть,
за вовремя задернутые шторы.

Есть время для того, чтоб одному шагать с небес в распахнутые штормы. Кормой в шторма нырять, и пить до дна стихию эту, химию молекул.
И выплывать, и быть одним из нас — обычным одиноким человеком.
Спасибо, да, я рыба, я плавник. Я сник, но, оказалось, ненадолго.
Поскольку плавники, по сути, нить морской воды удерживают в доках. Чтоб после — с днища лодок отошла, оторвалась от этих поцелуев.
И там, где был древесный старый лак, оставила слюну свою морскую.
Я рыба, я плавник, я человек, частица в мутной жидкости стакана.

Спасибо, что поднял меня наверх
и что столкнул в глубины океана.

9.03.18

Выходит крошево, битое злое месиво.
Стараешься — по стараниям воздают.

Чего ты сегодня пульсируешь вся и бесишься, чего не находишь места себе в строю?
А не потому ли, что собственноручно сделала себе воспитателей, церберов и царей
и маешься от понедельника к понедельнику, что им удалось в этом деле поднатореть?..
Так вырви и выжги, отрежь, изведи до мизера, отучи от привычки копаться в твоей груди
и указывать, как тебе рассыпаться бисером перед ними, по прихоти вольными уходить.

Бродишь по крошеву, режешь себя о крошево — скоро уже станет нечего тут ломать.

А все потому что нет ничего хорошего,
если ты не хозяйка себе сама.

Солнце на бабушкиных ладонях, солнечный запах в ее морщинах.
Годы, древесные кольца жизней пахнут весной и немного скорбью.

Бабушка, в прятки: в огромном сердце своем, пожалуйста, отыщи нас, и в наших, детских, не потеряйся — ведь взрослые это зовут любовью?
Бабушка, нет, это я не плачу, я выросла сильной, большой и смелой. Я помню, что солнце в твоих ладонях блестит на линиях по-другому.
В этой весне слишком много смерти, но память сердца, но память тела делают наше светлей и ярче, не позволяя…
… показать весь текст …

Север близко, с тобой недолго танцует лето —
пара слов, запятая, последний его созыв.

Никогда не дразни того, что идёт по следу, ведь оно неизбежно сильнее тебя в разы.
Бросил кости — и жди, как судьба отзовётся хрустом, на холодной земле ни пещеры, ни даже рва.
Север слишком легко вычисляет слепцов и трусов, чтобы кто-то из них дольше должного выживал.
Кости катятся, на краю замирает лето, холод Севера обрывает звено цепи.
Очень скоро ты встретишься с тем, что идёт по следу.

Очень скоро.

Скорей, чем думал.

Не оступись.

Добрый друг, снова осень твоя хандрит —
на погоду, а может быть — перелом.

Мы так долго держали ее внутри, так давно в ней смешались добро и зло,
что теперь стало ясно — виновных нет. Каждый равно в ней был и чужой, и свой.
Первых мир обратит в прошлогодний снег, а вторые расскажут, что ты живой.
Здесь хандра, милый друг, превращает нас в имена, лимбы памяти и труху.
Но она для сравнения нам дана тем, кто встречи рисует всем наверху.
Если кто-то без памяти в нас влюблен, то бесстрашие стоит полынных правд —
только он этой горечью сколет лед и откроет нам сердце для новых ран.
Если кто-то пустой — этот лед звенит, и никак его больше не расколоть:
ни словами, ни солнце загнав в зенит, ни заставив испытывать стыд и злость.
Кто-то там, наверху до того умен, что хандру как лекарство всем нам привил.
… показать весь текст …