Однажды я улыбнусь, жизнь свою итожа,
Довольно кивну и спокойно пойду на свет,
В мир вечной любви. Только знаешь, пожалуй, Боже,
Пускай это будет попозже! Как можно позже.
Не раньше, чем через сорок счастливых лет.
И пусть это будет вечер. И лучше летний!
Чтоб пахло сиренью и морем, чтоб ливень стих,
Чтоб сойка меня развлекала нелепой сплетней,
Чтоб томно поскрипывал ветками клен столетний,
А я перед сном написала свой лучший стих.
И всматриваясь в иероглифы на бумажке,
Прочла б его мужу — примерному старикашке
В пижаме. А он чтоб в ответ, как всегда, сопел.
Скажу потом, нарезая на ужин сала:
— Ой, Господи, сколько я всякого написала!
И как ты, любимый, так долго меня терпел?
А он улыбнется. Как в молодости, на ушко
Шепнет, мол, люблю, мол, пойдем-ка в постель, старушка.
Обнимет так нежно, как будто в последний раз.
И быстро уснет. И я тоже усну отсюда.
Я вытеку из себя, словно из сосуда,
Легко и свободно. И сверху увижу нас.
Увижу, что мир невозможно красив и вечен.
И тихо, счастливо прольюсь в этот дивный вечер,
Помедлив всего мгновение на краю
Той жизни. И стану талантливей и безгрешней.
Шепни ему, Боже: я жду его под черешней!
Я жду его в нашем следующем раю!