Они прожили нераздельно,
не скажем точно сколько лет,
и были пусть не очень цельной,
но личностью на тот момент.
Но наступил он — миг терзаний,
и затянулся этот миг:
душа исполнилась желаний,
а тело сдерживало их.
Душа рвалась: она хотела
измерить мира даль и ширь.
Но стало кволенькое тело
живой темницею души.
Они делились этой болью —
желать и ничего не сметь.
Но душу выпустить на волю
могла бы только тела смерть.
Душа могла покинуть тело
и в небо вознестись могла.
Но в том, что тело жить не смело,
виновна и она была.
Душа-то это понимала
и мучилась своей виной,
и в мир иной не отлетала,
чтоб жить там счастливо самой.
Она ведь здесь любить посмела,
исполнив этим долг земной,
а там, на небесах, без тела
она б сама была иной,
и потому жалела тело.
И заточение своё
она прощала и терпела…
Вот так и мучились вдвоём.
Душа опять в мечтах летела
искать другой души тепло.
И тело этого хотело —
хотело, только не могло.
Душа в отчаяньи кричала,
в стихах желанную звала.
И тело громко повторяло
за ней стихов её слова.
Но столько слов нам шепчут в уши,
как будто искренне любя,
что, видно, научились души
не допускать их до себя.
Теперь душа лишь тихо пела,
печаль переливая в стих.
Стихи записывало тело
и в папку складывало их.
И это скрашивало будни
и помогало выживать.
Душа слыхала:
легче будет,
коль меньше будете желать.
А что ей, — впереди же вечность! -
куда лететь, о чём просить.
Настанет старость —
станет легче
желания переносить.
Ну, а когда угаснет тело,
душа взовьётся над землёй
и душу той, к кому летела,
отыщет в жизни неземной!..

И время шло, душа немела,
сложивши чувств своих крыла,
затихла, сжалась, присмирела…
и незаметно умерла.
Не вознеслась, не отлетела,
а просто стала пустотой.
И над душой склонилось тело,
оставшееся сиротой.