Кутайся в шарф, натягивай кофты до пяток,
пей чёрный чай с клюквой, корицей, мятой —
будет зима. Октябрь продувает шею,
бросая тебя в заснеженную траншею
мягкой
пушистой
лапой.
В клёны вплелись линии золотые.
Как ты, уже… справилась с аллергией?
Или, быть может, по кружке стального грога?
Видишь, бежит к звёздам твоя дорога —
стоит ли днями прятать себя
в квартире?
В ней хорошо, лампово и душевно.
Никто не кричит, не режет слова и нервы.
Маркес и Бродский рядом с тобой пьют
чай.
Можно сидеть и просто молчать,
молчать!..
[Лучше чем Копенгаген, Берлин, Палермо].
Музыка! Слышишь? Китами плывут по нотам
чьи-то слова — исписанные блокноты.
Будет гореть огнём этот Третий Рим?
Будет гореть. [Вот заиграли Сплин].
Это твой Орбит?
Пора вылезать из мятой большой футболки.
Время тепла — свитер — пушистый, колкий.
Если зима выстрелит в бледный лоб —
кровь разукрасит стены и потолок,
тело остынет в морге.
Так что — крепись. Белый туман из ваты.
Утро. Октябрь. Чай без корицы с мятой.
Горький больничный привкус у тёплых
губ.
Все переменится.
Ты перестанешь падать.
И без всяких тут «не буду»
и «не могу».
*******************************************************
По ком звонит колокол?
… осень, входящий вызов. Фрукты в глубокой миске, вино и сон. Ливень неспешно движется по карнизам, чтобы забравшись в комнаты стать грозой. Ветер шумит в чашке с горячим кофе. Прячет носки (в «стиралке» и в рюкзаке). Ветер глядит в учебник по философии [что говорил об обществе Шарль Фурье?]. Облако морщит брови, читает азбуки: выучить бы немецкий, латынь, иврит… Грамматика в каждом «шпрахе» ужасно разная [кто-то вообще на этом вот говорит?]
Тоненький луч забрался в огромный валенок, ливень включил радио [слышишь, Muse?]. Ветер уже читает про Шопенгауэра (думая, поступить ли на «очку» в вуз).
… будут дожди, простуды до самых дёсен, третий этюд Шопена по вечерам.
Знаешь, ко мне вчера приходила Осень
и умоляла верить её рукам.