Ничего не может быть иначе.
Начинается гроза.
Чувство, будто в детстве, в дождь, на даче:
Делать нечего, гулять нельзя.
У окна стою, как в детстве,
К потному стеклу прижав чело.
Чувствую себя в соседстве
Не могу пока сказать чего.
Лужа от забора до сарая.
Тучи в виде двух клешней.
Зелень ядовитая сырая
Пахнет гуще и душней.
Как по взмаху царственного жезла —
Или царского жезлА, —
Дружно нечисть разная полезла,
Закипела, приползла.
Мох на камне, плесень на заборе,
Розовые черви на гряде…
Под землей таящееся море
Проступило кое-где.
Всюду где трясина, где траншея,
А не твердая земля.
Вся поверхность мира не прочнее
Дождевого пузыря.
Все растет на бездне, на могиле,
Все дожди уютны и грозны,
Всюду запах свежести и гнили,
Гибели и новизны.
Лиловеет небо и клубится,
Лишь восток прозрачно-сер
И просторен, словно там граница
Океана, например.
Гул прилива, близость океанья
На последнем берегу,
На котором, кроме любованья,
Ничего я сделать не могу.
Никакого пафоса дешевого —
Мол, блажен, кто посетил сей сад, —
Только волны лиственного шороха,
Полусонный, сумрачный распад,
Затяжная горечь грозовая,
Отсыревшая кора,
Неумолчный шелест размыванья —
Да и то сказать, пора.