Наши нервы война на разрыв проверяла,
Нас крестили распятьем свинца и огня.
В медсанбатах мы жизнь начинали сначала,
Через боль выбираясь из небытия.

Отдавая последние почести другу,
Что однажды из боя вернуться не смог.
Контрабандную водку глотали по кругу,
Пыль и слезы мешая во впадинах щек.

Мы шагали в такие безумные дали,
То песками пустыни, то горной тропой.
И «тюльпанами черными» нас отправляли,
В «деревянных мундирах» на вечный покой.

Как безумные мчались войны колесницы,
Из Термеза — в Кабул, из Кабула — в Герат.
Там, где напрочь отсутствовал символ границы,
Проходила она через души солдат.

Уползали в неясное завтра колонны
По бетонке, источенной язвами мин.
И утюжили горы разведбатальоны,
Будоража покой неприступных вершин.

Рвали небо винтами железные птицы
И сгоревшими звездами падали вниз.
Уходили десанты, чтобы не возвратиться,
Во всеядное пламя ракетных зарниц.

Да, мы побыли там, где живут по минутам,
Где судьбу отмераяют глотками воды.
Почему же теперь показалось кому-то,
Что военная форма — знаменье беды.

Кто историю делал в тиши кабинетов,
Согласуя с цензурою каждый абзац,
И присваивал тяжкое бремя ответов,
Выдавая за истину скудный эрзац.

Где они — «пастернаки» и «евтушенки»?
В мастерах перестройки, на белом коне?
А у друга протез заедает в коленке…
Вот вам правда о девятилетней войне.

Я на Митинском кладбище видел такое:
Вот Чернобыль, а рядом — Афганистан!
И стоят посреди неизвестных героев,
Однорукий майор и слепой капитан.

Первый мины снимал, расчищая дорогу,
Для спешащей на помощь пехоте броне.
Тот, рванулся в утробу Четвертого блока,
Потому-что себя ощутил на войне.

Нашу совесть и честь не разбить на осколки,
Отрицанием истин, извечно простых.
Есть и будут ревнители высшего долга,
Перед памятью павших и жизнью живых.

И суровую дань отдавая отчизне,
Мы учились ее и любить, и хранить.
Что есть главное в этой стремительной жизни?
Не забыть, не солгать бы, и не повторить…