Ну, вот и все, — вздохнув, старушка,
сказала деду, — Видно срок…
И он, растерянно в подушку,
ей прошептал, — Погодь, чуток…
— Вот свадьбу правнуку сыграем,
тогда уж вместе и уйдем…
Оборвалось собачьим лаем,
Мелькнуло что — то за окном.
— Скажи, просила мол, любя,
простить её, за все, что было,
и пусть не сердятся зятья,
невесток всех, скажи, любила…
И не стесняясь горьких слез,
Ему, вдруг вспомнилось былое,
… показать весь текст …

Приснилось, что угнали все счета, и это стало преступленьем века.
всё дело в том, что я ничем не занята,
по мне давно грустит библиотека, кружок игры на духовой трубе.
я заигралась на самой себе.
а с ней собой быть надо начеку, ей, этой мне, прописано леченье, ей ничего не стоит выдернуть чеку, не зная про её предназначенье, и дай ей волю и налей стакан — она наплачет комнатный фонтан.
ей просто быть и камнем, и водой, и пролететь под Триумфальной аркой, и, дабы не закончилось бедой, я у нее сестрою-санитаркой, лужу, паяю, глажу по плечам, привязываю к койке по ночам.
когда земля уходит из-под ног, не должная никак, ничем, ни скольким, и жизнь, усмешку пряча в уголок, идет, хрустя по собственным осколкам —
успеть, хотя бы не имея прав, поймать её за порванный рукав.

Он ранен в грудь аэропортами, немного голоден и пьян,
пока, утомлена курортами, лавина сходит россиян —
неделикатная, брутальная, с небрежной статью табуна —
он ждёт у жерла терминального, когда появится она.
и всё качается, качается, летит, не разбирая рельс.
она сегодня возвращается, она уже, конечно, здесь,
он слышит, как по коже шёлковой гуляет хамский ветерок,
и как табло устало щёлкает, глотая очередность строк.
она сегодня возвращается — из Вены или Сан-Тропе.
он, как всегда, слегка смущается, узнав встречающих в толпе.
и, отпуская сердце лодочкой плыть до щемящей синевы,
уходит медленной походочкой — искать маршрутку до Москвы.