Я — «НОЧНОЙ ОАЗИС: КАРАОКЕ & БАР». Мои неоновые буквы вспыхивают и гаснут, снова вспыхивают, создавая ритм, который я сам придумал для себя. Красные, синие, зеленые — я танцую на фасаде этого здания, обещая всем, кто поднимет глаза, утешение, веселье, забвение. Я вижу всё, что происходит на этой улице. Вижу, как день растворяется в сумерках, как фонари зажигают свои желтые глаза, как люди спешат, идут вразвалку, целуются или ссорятся под моим мигающим светом.

Моя жизнь — это постоянное наблюдение. Я вижу первых посетителей, робко проскальзывающих в дверь, и последних, которых выпроваживает суровый охранник на рассвете. Вижу влюбленных, которые клянутся в вечной верности, а потом исчезают, чтобы через неделю прийти с другими. Вижу неудачников, что ищут вдохновения в дне стакана, и победителей, празднующих что-то, чего я никогда не узнаю. Я не сужу. Я просто свечу.

Сегодня вечер был как обычно. Воздух густел от запахов жареного мяса из соседней шаурмичной и выхлопных газов. Мои неоновые буквы игриво подмигивали прохожим, приглашая их забыть о проблемах. И тут они появились. Двое. Он был крупный, с глазами, что бегали туда-сюда, как будто искали что-то ценное, но не в состоянии были найти. Она — совсем молодая, с рюкзаком на плечах, почти растворяющаяся в сумерках, если бы не ее светлые волосы.

Они остановились прямо под моей буквой «О» в слове «ОАЗИС». Мой красный неон отбросил на них тревожный отсвет.
 — Девушка, а можно с Вами познакомиться? — Голос у него был хриплый, как ржавый гвоздь по стеклу. Мои синие лампочки на мгновение замерцали в такт его неприятной интонации.

Она вздрогнула. Ее взгляд скользнул по моим буквам, по моим обещаниям счастья, а потом вернулся к нему. Я видел, как её губы едва заметно дрогнули. Она выглядела потерянной, как мотылёк, прилетевший на мой свет, но не знающий, куда дальше лететь.
 — Ты что? Никогда! Руку из-под юбки убери! — Ее голос был слишком тонким, слишком пронзительным для этого места. Он разрезал ночной воздух, как острый нож. Мои красные и синие огни на мгновение вспыхнули ярче, как будто от боли.

Его рука, грубая и быстрая, метнулась. Я видел это. Я видел все. Я, «НОЧНОЙ ОАЗИС», светил, не моргая. Мои лампочки гудели, как сотни пойманных мух. Я мог лишь светить. Я не мог кричать, не мог двигаться.
 — Ааааааа? — Крикнула она. Это был не вопрос, не возглас, а чистый, неподдельный ужас. Звук пронзил меня насквозь, застрял где-то в моих электрических проводах.

Они исчезли так же быстро, как появились, скрывшись в темноте подворотни. Мои огни продолжали мигать, не сбиваясь с ритма. «КАРАОКЕ & БАР», — безмолвно обещали мои буквы, но теперь в этом обещании чувствовалась ложь. Моя красная буква «О» казалась похожей на разинутый рот в немом крике, моя синяя — на застывшую слезу.

Я остался. И продолжал светить. Люди продолжали идти в мой «ОАЗИС», искать забвения, веселья, любви. Но для меня этот вечер был другим. Я впитал в себя тот крик, ту панику. Мои неоновые лампы, казалось, теперь пульсировали не просто от электричества, но от отголосков того звука. Я — вывеска, обещающая ночь, полную чудес. Но иногда я становлюсь лишь безмолвным свидетелем того, как чей-то мир рушится прямо под моими сверкающими буквами. И тогда мой свет кажется не приглашением, а напоминанием. Напоминанием о том, что даже в самом ярком «оазисе» города может скрываться темнота. — Девушка, а можно с Вами познакомиться? — переспросил молодой человек. — А с первого раза не можешь познакомиться? Обязательно переспрашивать? — засмеялась девушка.
И молодой человек решил знакомиться с первого раза и больше никогда не переспрашивать.