Две пары мертвенных глаз, лишенных зрачков и сиявших тусклым, запредельно холодным светом забвения, впились в него из кромешной тьмы туннеля. Они не просто смотрели — они ощупывали его, словно щупальца ледяного страха, обвивая душу и сжимая сердце в ледяных тисках. Тихий Шепот Источника, доносившийся из глубин пещеры, словно журчание подземного ручья, внезапно сменился раздирающим зловещим, режущим слух шипением — звуком точильных камней по стали или… скрежетом костей по камню, от которого зубы сводила оскомина. Это был звук голода, древнего и ненасытного. Тени Плачущего Призрака. Они не просто нашли его. Они чувствовали его — его свежую боль, горьковатый, соленый пот страха, дерзкий, острейший, как лезвие бритвы, дух только что укрощенного ветра и глухой, непреложный, словно сердцебиение самой горы, гул древней силы камня в его крови. Их ци было как вакуум — не просто холодное, а вымораживающее до костей, выжигающее душу, безэмоциональное, ненасытное, высасывающее жизнь и свет, оставляя после себя лишь ледяную пустоту и отчаяние.

«Хо-о-о-ом… Жи-и-ив-вой…» — беззвучный шепот, липкий и неотвязный, как паутина, проник прямо в сознание. Не слова, а намерение. Чистейший, неразбавленный Голод. Не к смерти, которая слишком проста, слишком мимолетна, а к плену, к вечному источнику мук и силы, к сосуду для их Господина.

Лин Фэн взметнул «Жало Грозы». Молнии на клинке взвыли и рванулись к жизни, прожигая тьму, ослепительно белые, яростные, неистовые, рвущие саму ткань мрака. Их резкий, запах озона, чистый и жгучий, свет выхватил фигуры: высокие, неестественно худые, будто скелеты, обтянутые пергаментом веков, закутанные в струящиеся, абсолютно поглощающие сам свет черные ткани, которые колыхались, как дым, не подчиняясь движению воздуха, создавая иллюзию пустоты под ними. Лиц не было видно — только маски из отполированной до зловещего, маслянистого блеска кости с изображением стилизованной слезы под пустыми, бездонными, как колодцы в Ничто, глазницами. Слеза казалась живой, готовой скатиться каплей чистого отчаяния. В их руках — не мечи, а изогнутые, как когти хищной птицы, кинжалы из того же мертвенно-черного, впитывающего свет костяного материала, лезвия которых искривились неестественно, будто заточены не для плоти, а для вырывания самой сущности. Они двигались бесшумно, слитно, как одно существо с двумя телами, их тени сливались в одну сплошную, пульсирующую черноту.

Первый призрак не шагнул, а поплыл, растворился в тенях, слизнулся вбок, растворившись в кромешной мгле за спиной Лин Фэна, словно капля чернил в воде, оставив лишь ледяной шлейф. В тот же миг второй ринулся в лобовую атаку, его движение было не плавным, а резким, как удар змеи, костяной коготь прочертив в воздухе черную линию инея. Костяной коготь прошипел воздух, целясь не в тело, а в руку, сжимающую Ключ Ветра! Они знали. Чуяли его добычу, его только что обретенную, дикую и необузданную силу, как глоток свежей крови для вампира.

Инстинкт «Сердца Горы» среагировал раньше мысли. Лин Фэн укоренился, врос корнями воли в скалу, врос в камень под ногами, стал его продолжением, неприступным утесом, приняв удар корпусом. Коготь скользнул по закаленной камнем, как сталь, плоти груди, вырвав струйку темной, почти черной, густой крови и оставив жгучую, пронизывающую до кости, леденящую до костного мозга, парализующую царапину, но не пронзив. Боль вспыхнула, знакомая и яростная, как удар молота по наковальне, отдающаяся глухим гулом в черепе. Одновременно спину пронзило, обожгло ледяное дуновение — второй призрак! Холод такой, что казалось, позвоночник покрылся инеем, мышцы одеревенели. Он рванулся вперед, уворачиваясь от удара в спину, но коготь все же задел плечо, посылая волну оцепенения, парализующую мурашками, ледяные щупальца впиваясь в меридианы. Их ци впивалось, как иглы инея, **вгрызаясь в меридианы, замораживая потоки его собственной энергии, пытаясь сковать, заморозить источник его силы.

«Сла-а-аб… Достаточно для Господина…» — зашипел вязкий, удовлетворенный, почти ласкающий шепот в сознании, словно черви, копошащиеся в мозгу, обещающие сладкое забвение.

Ярость, чистая и неистовая, первобытная, как извержение вулкана, взорвалась в Лин Фэне. Его ци, только что усмиренное ритмом озера, взбунтовалось, закипело в жилах расплавленным металлом, рвалось наружу. Камень, ветер, боль — все слилось в единый порыв, глухой рев земли и воющий вихрь в одной точке, безумный танец стихий в его душе. Он зарычал, нечеловеческим, звериным, полным бессильной ярости голосом, и ударил «Жалом Грозы» не по призраку, а в землю перед собой, вложив в удар всю накопленную ярость и отчаяние, весь страх и гнев, крик о помощи в бездну.

БА-БУМ!

Молния, сконцентрированная в ударе, ударила в камень, не просто взорвав, а расплавив его докрасна. Взрыв раскаленных докрасна камней, испепеляющего песка и ослепительной, раздирающей сетчатку, бело-голубой энергии! Ударная волна, тяжелая, как удар гигантского молота, сокрушающая все на пути, отбросила лобового призрака, его черные одежды задымились, истончившись на мгновение, обнажив подобие иссохшей, костлявой конечности цвета старой слоновой кости. Но это была не атака на уничтожение. Это был сигнал. Отчаянный крик о помощи в мире, где помощи ждать неоткуда, последний вопль загнанного зверя, брошенного на растерзание.

И «Жало Грозы» откликнулось. Не просто меч, а союзник, пробудившийся от его ярости, древний дух, услышавший зов отчаяния.
Клинок в руке Лин Фэна вдруг стал невероятно тяжелым, будто выкован из звездного вещества, неподъемным грузом, раскаленным добела, но не обжигая ладонь — жар был внутренним, яростным, пульсирующим в такт его бешено колотящемуся сердцу. Молнии, обычно хаотичные, сплелись в плотный, сияющий живым светом кокон вокруг лезвия, пульсирующий, как сердце грозы. Из этого кокона, прямо перед изумленным взором Лин Фэна, выплыла… фигура.

Она была нематериальной, сотканной из чистой энергии молний — сияющей, ослепительной, почти болезненной для глаз, мерцающей бело-золотым светом, искрящейся мириадами микроскопических вспышек, как статическое пламя. Женщина. Высокая, стройная, статная, с осанкой воительницы, в доспехах, напоминающих застывшие грозовые облака — пластины из сгущенного света, переливающиеся всеми оттенками грозового неба от свинцово-серого до ослепительно-белого и лилового, струящиеся, как ток, образуя сложные, смертоносные узоры, напоминающие карты ударов молний. Ее лицо было прекрасным и неумолимым, как сама буря, с острыми скулами и пронзительными, всевидящими глазами, полными холодного, расчетливого интеллекта — глазами, в которых непрестанно, как в калейдоскопе, сверкали крошечные молнии, рисуя карты сражений, просчитывая траектории. Длинные волосы из чистой энергии развевались, как знамя в урагане, искрясь и потрескивая с тихим, угрожающим шипением. В ее руках — эфирная копия «Жала Грозы», но более изящная, гибкая, как язык пламени, смертоносно отточенная, идеальный инструмент разрушения, продолжение ее воли.

«Лэй Янь,» — отчеканил ее голос. Не звук, а сам ЗВОН скрещивающихся клинков, грохот близкого удара грома, раскалывающий тишину, вибрирующий в костях и зубах, отдающийся эхом в черепе, заставляя сжиматься внутренности. «Пробуждаюсь… на гребне ТВОЕЙ ярости и бездне отчаяния. И вижу… лишь могильный мрак да кости.» Ее молниеносный взгляд, тяжелый и оценивающий, сканирующий как скальпель, скользнул по призракам, которые оправились от взрыва и снова смыкали кольцо с мертвенной, бездушной точностью, затем — по Лин Фэну. В ее молниевидных глазах не читалось ни сочувствия, ни вражды. Лишь холодный, безжалостный РАСЧЕТ, взгляд мастера, оценивающего инструмент и задачу, взвешивающего шансы на выживание. «Ты… носитель? Странный. Пахнешь камнем — глухим, непоколебимым, древним и… ветром? — диким, необузданным, свободным. И болью. Много боли. Горькой, как пепел сожженных надежд. Но воля… горит. Упорным, негнущимся пламенем посреди ледяной пустыни. Интересно.»
 — Кто ты? — выдохнул Лин Фэн, не опуская меч, чувствуя странную связь — как будто в его руке бьется второе, молниеносное сердце, а по жилам течет не только кровь, но и ток, часть его собственного буйного ци теперь жила в этой сияющей женщине, и через меч они были соединены нервными нитями энергии, единым импульсом воли к борьбе.

«Я — ГРОЗА в этой стали. Твоя Тень в бою. Твой Разум Меча… пока твоя воля не дрогнет, покуда ярость твоя питает мою форму, пока этот клинок жаждет битвы,» — ответила Лэй Янь, ее «взгляд» был направлен сквозь него, в суть боя, в слабые точки врагов. Ее эфирный клинок, искрясь голубым огнем, указал на призраков. «Тени Плачущего Призрака. Охотники за живой силой, падальщики Пути. Их костяные клинки — не оружие, а иглы, высасывающие ци и душу. Одно касание — и часть ци станет их пищей, нить твоей судьбы оборвется. Не дай коснуться. Не блокируй — их лед пробьет твою защиту, как шило мешок. Уклоняйся или рушь ударной волной. Их стихия — тишина и холод; оглуши их громом, сожги молнией, ослепи светом.»

Призраки атаковали синхронно, как части единого механизма. Спереди и сзади. Костяные когти свистели, рассекая воздух с леденящим свистом, оставляя в воздухе черные, мерзлые, дымящиеся, замораживающие следы, которые медленно таяли, шипя, как раскаленное железо в снегу.

Лин Фэн инстинктивно рванулся навстречу лобовому призраку, инстинкт «Сердца Горы» требовал размашистого удара, мощного, как обвал, сокрушающего. Но голос Лэй Янь пробился в сознание, резкий и повелительный, как удар хлыста, не терпящий возражений:

«Стоп! Оцепенение! Шаг влево, с переносом веса на правую ногу! полшага вперед! Точка опоры под правой пяткой! Удар в точку на локтевом сгибе — там мертвая зона их контроля, соединение кости слабо, уязвимо для молнии!»

Инстинкт вопил, кричал об опасности, требовал размаха, силы! но Лин Фэн ЗАДАВИЛ его, слепо доверившись безошибочной, стальной, неумолимой логике ледяного голоса. Он сделал нелогичный шаг, почти падая влево, нарушая баланс, коготь призрака прошел в сантиметре от его лица, обжигая холодом, вымораживая кожу на щеке, оставляя иней на ресницах. Его собственный удар, короткий и точный, как удар молнии, посланный по воле Лэй Янь, сконцентрированный в острие клинка, пришелся точно в указанную точку на костяной руке.

КРЯК!

Звук был сухим, как сломанная ветка в тишине леса. Костяной коготь треснул! Тонкая паутина трещин побежала по черной кости, излом светился зловещим багровым светом. Призрак издал беззвучный визг, его аура дрогнула, как пламя на ветру, сжалась от боли, отшатнулся. Его ци дрогнуло, проявив на миг проблеск чего-то… живого, испуганного и бесконечно старого под маской.

«Сзади! Не оглядывайся! Чувствуй вибрацию воздуха, ледяное дуновение смерти! Диагональный удар мечом вниз — в точку перед его стопой! Не в него, в камень под ним! Выпусти ИСКРУ ЗЕМЛИ из Сердца Горы через клинок! Смешай ее с Громом! Пусть взорвется!» — скомандовала Лэй Янь, ее эфирная форма уже парировала воображаемый удар сзади, клинок двигался с невозможной скоростью, оставляя в воздухе золотистые шлейфы.

Лин Фэн, не оглядываясь, повиновался, тело двигалось раньше осознания. «Жало Грозы» ударило в камень перед приближающимся сзади призраком. Высвобожденная искра силы Камня, смешанная с молнией, не просто взорвала, а разворотила, расплавила плиту под его ногами. Призрак пошатнулся, его бесшумный, скользящий шаг прервался неуклюжим движением, его атака сорвалась, коготь лишь чиркнул по пустоте, оставив черную полосу инея на скале.

«Теперь! Ветер! Не буря, стрела! Точечный удар! Сконцентрированный поток — в лицо левому! В правую глазницу маски!» — мысленно приказала, вложив координаты прямо в его сознание, Лэй Янь.

Лин Фэн сжал Ключ Ветра в кулаке, почувствовав, как дикая, строптивая сила в нем встрепенулась, обрадовавшись действию, рванулась на волю, и выплеснул толику его силы не вихрем, а ревущим, свистящим, сконцентрированным в узкий луч копьем воздуха, направленным точно в «лицо» первого призрака. Поток, наполненный песчинками, режущими как стекло, ослепляющими, и яростью укрощенной бури, ударил в костяную маску. Призрак откинулся назад, его черные одежды захлестало, он заплясал на месте, ослепленный песком и оглушенный ревом, его мертвенная синхронность нарушилась, он потерял ориентацию.

«Правый оправился! Быстро! Он злится! Чувствуешь сгущение холода? Комбинация!» — Лэй Янь парировала эфирным клинком воображаемый удар, ее движения были образцом смертоносной грации, каждый жест экономичен и безупречен, предвосхищающий движение врага на три шага вперед. «Удар пяткой Сердца Горы под ним! Вройся! Сотряси основу! Затем молния по дуге — в основание маски! Там их связь с „Господином“! Разорви ее!»

Лин Фэн стал ОРУДИЕМ ее воли, продолжением ее разума, ее смертоносного замысла. Его пятка, наполненная силой Сердца Горы, вколачивалась в камень, посылая ударную волну по земле, заставляя плиты вздыматься гребнями, как каменное море, вздымая плиты под ногами призраков. «Жало Грозы» выписывал в темноте смертоносные молниевые росчерки, не всегда попадая, но заставляя противников отступать, парировать, терять инициативу, сковывая их мертвенный танец в сеть из молний. Лэй Янь читала их движения как открытую книгу, видела на шаг вперед, предсказывала каждое микродвижение, предугадывая каждый шаг, каждый перенос веса, каждый микрожест, словно они двигались по написанной ею схеме. Она была его глазами, его разумом в бою, его тактическим гением, холодным процессором смерти, превращая его грубую силу и новые стихийные способности в отточенное оружие, как кузнец превращает неотесанный слиток в смертоносный клинок.

Он изматывал их тактикой, недоступной ему одному. Ветер мешал движению, осаждая пылью и острым гравием в глазницы, сбивая с ритма, заставляя их ткани трепетать и запутываться. Молнии ослепляли и жгли саму суть их ледяного ци, вызывая едва заметные всплески черного дыма и заставляя их маски трещать от перегрузки. А удары «Сердца Горы», усиленные безошибочным выбором цели, хирургической точностью тактическим гением Лэй Янь, находили слабые точки. Один призрак с оглушительным (для их природы) щелчком, похожим на ломающуюся кость, потерял кинжал от точного удара в запястье, обнажив костлявую, неестественно длинную ладонь, лишенную плоти. У другого треснула маска, зловещий треск эхом разнесся по пещере, как предвестник конца, и на миг Лин Фэн увидел под ней пульсирующую черную пустоту, холодную и бесконечную, как межзвездная бездна, лишенную звезд и надежды, от которой захватывало дух и подкашивало ноги от первобытного ужаса перед Небытием.

«Хватит!» — беззвучный вопль ярости, полный бешенства, боли и… животного страха?, пронесся по пещере, заставив содрогнуться сталактиты, посыпав Лин Фэна мелкой каменной крошкой. Призраки отступили на шаг, слившись в одну, более плотную, пугающе единую, монолитную тень. Их ци сгустилось, стало тяжелым, давящим, как вода на дне океана, леденящий холод сковывал движения Лин Фэна, пытаясь заморозить кровь в жилах. «Забе-е-ерем силой-ой! Откроем Путь Господину! Твоя сила будет ключом!»

Они приготовились к последнему, сокрушительному рывку. Лин Фэн почувствовал, как пространство вокруг него сжимается, как тиски изо льда и мрака, пытаясь сковать, раздавить кости, заморозить душу, вытянуть последние капли ци.
 — Лэй Янь! — мысленно вопль отчаяния, последняя надежда, крикнул он.
«Слишком мощно для лобового. Прямое столкновение — смерть. Твоя сила хаотична, их концентрация — смертоносна. Нужен… отвлекающий маневр,» — мысль Лэй Янь промелькнула со скоростью молнии, анализируя все варианты, все ресурсы за микросекунду. Ее эфирный взгляд молнией, как луч прожектора, упал на пульсирующий у его груди нефритовый феникс Лань Синьюэ. «Лунный артефакт… Его чистый свет! Он противоположен их скверне! Он как солнце для вампира! Высвободи его энергию — короткая, ослепляющая, как вспышка солнца, вспышка! Они гиперчувствительны! Сейчас же! Пока они не накрыли нас целиком!»

Лин Фэн не раздумывал. Он схватил нефритового феникса, почувствовав его знакомое, успокаивающее тепло, смешанное с тревожной, нарастающей пульсацией, как сердце перед бурей, и, вложив в него импульс своей воли и капли ци, крикнул в немое пространство артефакта: «Свети! Яви им Луну!», вызвал его свет.

Нефритовый феникс вспыхнул не лучом, а ослепительным, чистым сиянием лунного света, ярким как полная луна в безоблачную ночь, заполнив туннель серебристо-белым, почти осязаемым свечением, выжигая тени до самых стен! Он ударил в сгущающуюся тьму призраков как копье чистоты, как священный огонь.

ШИП-П-П! Звук был похож на шипение раскаленного металла в ледяной воде, на крик обожженной плоти.

Тени вскрикнули — на этот раз звук был реальным, пронзительным, нечеловеческим, полным боли и отвращения, как крик твари, тронутой святым огнем, лишенной укрытия. Их слияние распалось, темная аура дрогнула, подернулась дымкой, стала рыхлой, потеряв монолитность. Они отпрянули, ослепленные и дезориентированные, их костяные руки инстинктивно прикрывали «лица», черные ткани вспыхивали и тлели под чистым светом.

«СЕЙЧАС! Без колебаний! Дай им ВСЁ! СПЛАВ! ВСЯ СИЛА В ОДИН ТОЛЧОК! СЕРДЦЕ ГОРЫ — ОСНОВА, НЕПОКОЛЕБИМОСТЬ! КЛЮЧ ВЕТРА — НАПРАВЛЯЮЩАЯ СИЛА, ЯРОСТЬ БУРИ! ЖАЛО ГРОЗЫ — ПРОВОДНИК И УСИЛИТЕЛЬ, САМА РАЗРУШИТЕЛЬНАЯ МОЩЬ! ТВОЯ ВОЛЯ — ЗАПАЛ, ИСКРА ЖИЗНИ! ВЕТЕР! КАМЕНЬ! ГРОМ!» — мысленно загремел, сливаясь с грохотом его собственной ярости, с ревом бури в его душе, голос Лэй Янь, ее эфирная форма вспыхнула ярче солнца, сливаясь с молниями на клинке, становясь единым целым с оружием и волей Лин Фэна.

Лин Фэн собрал все до капли: глухую, терпеливую, непоколебимую ярость горного сердца, свирепый, необузданный рокот укрощенного в Ключе ветра, неистовую, слепящую ярость молнии «Жала Грозы» и свою собственную, неистовую ВОЛЮ К ЖИЗНИ, к Лань Синьюэ, к ответам, к победе над этой тьмой. Он нанес не удар, а ВЫБРОС. Выброс всей его сущности, всего накопленного бешенства стихий, сплавленных в единую, неудержимую бурю разрушения, катаклизм в миниатюре, сконцентрированного в острие «Жала Грозы», направляя чудовищный сплав стихий в центр распадающейся тени призраков.

ВСПЫШКА! ГРОХОТ АПОКАЛИПСИСА! Пещера превратилась в ад бело-голубого света. Воздух воспламенился.

Слепящая вспышка сожгла сетчатку, оставив на миг только белое ничто, бело-голубого ада озарила пещеру. Воздух взорвался ударной волной, сбивающей с ног, выворачивающей внутренности, выбивающей дыханье. Казалось, сама гора взревела от боли, сотрясаясь до основания. Звук ударил по ушам, оглушая, превращаясь в оглушительный звон, затем наступила оглушительная тишина, нарушаемая лишь гулом расплавленного камня и шипением охлаждающейся породы. Когда слепота отступила, оставив цветные пятна в глазах, призраков не было. Лишь дымящаяся воронка в скале, глубокая и оплавленная по краям, как кратер от метеорита, паутина трещин вокруг **и два оплавленных, искореженных обломка костяного кинжала, зловеще черневших на раскаленном докрасна камне, источая тонкую струйку едкого черного дыма, пахнущего горелой костью и тленом. И тишина. Гнетущая, но чистая, освобожденная от их ледяного присутствия, от их гнетущего голода.

Лин Фэн рухнул на колени, с грохотом, как подкошенный дуб, опираясь на «Жало Грозы», дрожа всем телом. Казалось, каждая клетка кричала от истощения, каждая косточка стонала. Каждая мышца горела огнем, каждая кость ныла от перегрузки, ци едва теплилось в опустошенных каналах, как тлеющие угольки после пожара. Лэй Янь, ее сияющая форма чуть потускневшая, мерцающая, как угасающая молния на заре, почти прозрачная, парила рядом, наблюдая за ним тем же оценивающим взглядом, но теперь в нем читалась тень… неожиданного уважения? Сухого признания?

«Грубо… как удар кувалдой по гвоздю, без изящества, без искусства…» — мысль Лэй Янь была холодна, как горный лед. «…но сработало. Ты жив. Пока что.» Ее взгляд, как сканер, скользнул по обломкам кинжалов. «Тени Плачущего Призрака… Их Господин жаждет Пути, стертого временем. Пути, который ты, возможно, несешь в себе, как семя. Он знает о Ключе… и о тебе, дитя Камня, куда больше, чем ты смеешь предполагать. Ты стал не просто помехой, а Целью. Живым трофеем. Оглядывайся. Всегда. Даже в твоем сердце горы могут таиться уши тьмы.»

Она повернулась к Лин Фэну, ее сияющий лик был непроницаем. «Я — Лэй Янь. Некогда… была живой ГРОМ в руках Защитницы Лунных Врат, что стояла на страже Великой Секты Нефритовой Луны. Ее клинок был моим телом, ее воля — моей силой, ее падение… моей тюрьмой в стали.» Ее эфирный клинок, мерцая, указал на его меч. «Покуда этот клинок в твоей руке, а твоя воля зовет бурю — я буду твоей Грозовой Тенью. Твоим Разумом Меча. Твоим… вечным, неумолимым живым укором о цене, что взымает с тебя МОЩЬ. Каждая искра силы оплачена болью, каждая победа — шагом к пропасти, каждая капля ярости — каплей твоей души.» В глубине ее молниевидных зрачков, лишь на миг, вспыхнула и меркнула и погасла тень — непостижимо древняя и исполненная глухой, всепоглощающей немой скорби. «Не разочаруй меня, Носитель Камня и Ветра. Не заставь сожалеть о пробуждении… как я сожалею о конце Секты.»

Прежде чем Лин Фэн успел что-то спросить, ее сияющий лик обратился к нему в последний раз, в молниях глаз мелькнуло что-то неуловимое, сияющая фигура Лэй Янь растворилась, потянулась тонкими нитями молний, как паутина света, втянувшись обратно в клинок. Молнии на мече успокоились, лишь слабо поблескивая, как уснувший дракон, накопивший силу для следующей бури.

Он поднялся с трудом, как старик, скрипя каждым суставом, подбирая оплавленные обломки. Они были холодными, как могила, и влажными на ощупь, словно покрытыми инеем, липкими от остатков темной энергии, и на них чувствовался слабый след чужой, могущественной, недоброй, всевидящей воли. Ключ Ветра в его руке успокоился, но теперь в его пульсации чувствовалась не только ярость, но и… сдержанное признание? Уважение? Своеобразный пакт? К сражению. К победителю. К силе, способной сокрушить Тьму и укротить сам ветер.

Нефритовый феникс на груди излучал ровное, успокаивающее тепло, как луна над озером, омывая усталое тело и душу, и в его свете чудилось… тихое одобрение? Или… печаль по ушедшим временам Секты, по павшей Защитнице? Лин Фэн коснулся его. «Лунные Врата… Защитница…» — прошептал он, голос хриплый от напряжения, пересохший. Значит ли это, что Лэй Янь знала предков Лань Синьюэ? Или… саму Лань Синьюэ в прошлой жизни? Была ли она той самой Защитницей? Было ли «Жало Грозы» ее клинком? Тайн становилось все больше, и каждая тянула за собой клубок новых, сплетая паутину прошлого вокруг его настоящего.
Он посмотрел вглубь пещеры, туда, куда указывала Стела — к Залу Костяного Звона, к Памяти Горы. Путь продолжался. Теперь не в одиночку. С ним был Дух Грозы, его Тень и Советник, его суровый, безжалостный наставник в бою, живое напоминание о цене силы. И с ним был меч, который помнил Нефритовую Луну, хранил память о павшей Секте и ее героях, о потерянных путях и забытых клятвах.

Он сделал шаг вперед. Шаг Недостойного, ставшего Владельцем Ветра и Грозы, Носителем Тайн и Целью Теней. Шаг в неизвестность, освещенную молниями прошлого и теплом лунного камня на груди, отбрасывающий длинную, зыбкую тень. Где-то там, в мирах над этой тьмой, бушевала война, и Лань Синьюэ сражалась. Он вернется к ней. Не неудачником. А Силой. Силой гор, ветра и грома, силой, оплаченной болью и кровью. Но сначала — ответы. Ответы, спрятанные в Памяти древних камней, в шепоте Источника, в костяном звоне Зала, в глубинах его собственного каменного сердца.

Где-то далеко, в роскошном кабинете, скрытом от чужих глаз, погруженном в полумрак, нарушаемый лишь холодным, призрачным светом нефритовых светильников, чей свет не давал тепла…
Человек в одеяниях цвета ночной бездны, расшитых призрачным серебром, узоры которого напоминали застывшие слезы и сплетение змей, бесстрастно взирал на нефритовую табличку у себя на ладони. На табличке светились два символа — стилизованная гора (грубая, мощная, угрожающая) и капля слезы (изящная, падающая, печальная). Один из символов — стилизованная гора — внезапно ПОТУХ, с резким, тихим щелчком, как лопнувшая струна, рассыпавшись в горстку безжизненной серой, как пепел, нефритовой пыли, оставив на ладони холодный, мертвый след.

«Двое пали…» — прошептал он, его голос был спокоен, ровен, как поверхность мертвого озера, но в глазах, глубоких и бездонных, как сама ночь, горел холодный огонь живого любопытства и… предвкушения охоты. «Но игра только начинается, мальчик с Каменным Сердцем. Чем ярче твой свет… тем глубже будет падать твоя тень. И тем слаще будет твое падение, когда оно случится. И Господин наш… терпелив. Он ждал тысячелетия. Подождет еще… пока семя не прорастет, а плод не созреет.» Он взял со стола другой артефакт — черный кристалл, внутри которого клубился мертвенный, поглощающий свет туман, словно сгущенная тьма. «Старейшина Чэнь Хай… Проснитесь от векового сна. Ваш ход. Приведите его. ЖИВЫМ. Его сила… интригует. Сковать Ветер… это не просто удача. Это знак. И выведайте… КАКИМ ЧУДОМ этот каменный ублюдок СКОВАЛ Ветер. Силу самой Свободы, Дух Перемен.» Кристалл вспыхнул тусклым, багровым, как запекшаяся кровь, светом, посылая приказ в бездну, как падающая звезда во тьму, несущая не свет, а призыв к охоте.